Читать книгу - "Хозяйка Рима - Кейт Куинн"

92 год н. э.

— Если тебе нужна вилла в Тиволи, в чем дело, купи ее себе, — Марк даже не оторвал глаза от свитков. — Любой дом, какой только пожелаешь, главное, чтобы я в нем не жил.

— Спасибо тебе, мой бесценный.

Марк порой бывал со мной резок, мог сколько угодно сверлить меня колючим взглядом холодных глаз, в тех редких случаях, когда мы встречались за завтраком, мог бросать мне в лицо оскорбительные слова, однако мы оба прекрасно знали, кто в доме хозяин.

Итак, вилла в Тиволи. В Риме у меня был свой собственный дом в самом дорогом квартале Палатина. Именно здесь гремели самые пышные и шумные пиры — вдали от скромного обиталища Марка рядом с Капитолийской библиотекой, где он жил вместе с Сабиной. Однако в летние месяцы шумному обществу требовалось иное пристанище. Когда-то все съезжались на лето в Байи, однако летняя вилла императора Домициана располагалась в Тиволи, и все, кто что-нибудь собой представлял, тоже устремились туда. Вот и у меня тоже появилась там собственная вилла, с огромным круглым триклинием и просторным, в ярких цветах, атрием, украшенным для большего великолепия бюстами знаменитых предков Марка. Где как не здесь принимать гостей! Этой весной, в период траура, я смогу основательно заняться его убранством. Серебряные ложа под шелковым пологом, причудливые мозаики, возможно даже поставлю несколько новомодных эротических статуй, которые так хорошо смотрятся. Думаю, месяца мне хватит, чтобы довести убранство дома до совершенства, чтобы к лету все было готово. К чему затягивать траур дольше, чем на месяц. Отец вряд ли был бы в восторге от того, если бы я сидела дома и изводила себя страданиями. Его самого унесла лихорадка, что тоже было довольно не к месту, потому что он только-только начал подниматься по ступенькам лестницы общественного положения, и мне уже не было необходимости его стесняться.

— Сабина, ты когда-нибудь перестанешь слоняться по углам, слово больной кролик? Займись чем-нибудь!

Время от времени я брала ее к себе на неделю-другую, но затем Марк, — ну кто бы мог подумать! — почему-то воспротивился этому. А ведь мне для поддержания приличий было необходимо видеться с дочерью.

— Или, если у тебя начинается припадок, спрячься куда-нибудь с глаз подальше! — сказала я ей, а сама направилась к своему роскошному паланкину с голубыми занавесками. Я торопилась в общественные бани — там меня ждала приятная нега парной, массаж, ароматные умащения — и немного последних сплетен. Кстати, поговаривают, будто императрица занялась благотворительностью — последнее прибежище отвергнутых жен. А еще ходили слухи, будто племянница императора — Флавия Домицилла — христианка.

— Да-да, моя дорогая, она из числа тех, что рисуют на стенах рыб!

Новая эротическая поэзия с Крита была под запретом по причине оскорбления общественных нравов, однако за небольшую мзду кое-какие рукописи можно было достать. Главная весталка была арестована по обвинению в несоблюдении целомудрия — какой неслыханный скандал! — и теперь ее приговорили к смерти. Она будет заживо погребена во время следующего праздника. Что касается ее любовников, то их забьют насмерть палками. Ах, да, платья теперь было модно носить укороченными, чтобы были видны лодыжки. В моду вошел серый цвет, волосы же следовало переплетать серебряной лентой и укладывать вокруг головы.

— Потому что так носит любовница императора Афина.

— Не люблю серый цвет! — резко ответила я. — Он смотрится так уныло!

Сказав эти слова, я подставила другой бок под пудру из лепестков сирени.

Афина. Тея, обыкновенная потаскушка. Именно она до сих пор стояла у меня на пути. Не успел остыть погребальный костер Юлии, как эта шлюха уже навязала себя императору. И что самое главное, спустя год по-прежнему делила с ним ложе! Придворные в шутку нарекли ее хозяйкой Рима, как они когда-то называли Юлию. Подумать только! Моя рабыня — хозяйка Рима!

Думаю, ей недолго осталось быть ею. Как только будет готова моя вилла в Тиволи, я стану куда ближе к императору. Я попрошу Павлина, чтобы он как-нибудь обмолвился обо мне, взял меня с собой на какие-нибудь торжества. Да-да, это, наверняка, должно возыметь успех. И тогда я получу то, к чему стремлюсь.

Разве я не поступала так всю свою жизнь?

— Это расследование дела весталок. Я поручаю его тебе. — Император передал Павлину пакет документов. — Если главная весталка утратила целомудрие, то, возможно, найдутся и другие такие же. Разложение всегда идет сверху.

— Я займусь этим на следующей неделе, — пообещал Павлин, отдавая салют.

Император улыбнулся.

— Послушай, когда я отучу тебя вечно отдавать мне салют?

— Никогда, мой господин. — Павлин улыбнулся и вновь отсалютовал.

Император жестом показал, что он может быть свободен, а потом подозвал к себе одного из секретарей.

— Можешь идти, Павлин. Время уже за полночь. Солдатам в отличие от императоров не полагается жечь по ночам дорогое масло.

— И то верно, — ответил Павлин, беря под мышку пакет. — Доброй тебе ночи.

— И тебе тоже.

Впрочем, спать он лег не сразу. Может, простым солдатам и ни к чему жечь по ночам дорогое масло, а вот префекту преторианской гвардии можно. Нужно было составить списки дежурств, рассортировать и подписать документы, ответить на письма, а писем, надо сказать, было ох как много!

К полночи Павлин уже тер виски, от трудов разболелась голова. Он посмотрел на кровать, и тут его взгляд упал на мятый свиток на краю рабочего стола, помеченный знакомым размашистым почерком.

Большим пальцем Павлин взломал печать.

«Префекту Павлину Августу Норбану, Всемогущей Правой Руке Императора…» — размашисто писал Траян, с характерным для него наклоном букв.

Павлин улыбнулся и откинулся в кресле. Из холодных болотистых лесов Дакии Траян получил перевод в более жаркие края, где кипели кровавые битвы и где недовольство солдат, сокращение численности армии и даже взбешенное начальство не помешали ему снискать себе репутацию выдающегося полководца.

«Можешь мне позавидовать, — писал Траян. — Вино льется рекой, бесконечные бои, хорошенькие девушки и еще более хорошенькие мальчики, от хеттов давно остались одни воспоминания, вот и ты застрял в Риме, приклеенный к своему столу. Признайся, чинуша, император благоволит тебе?»