Читать книгу - "Больше, чем страсть - Джудит Макуильямс"

— Один момент, Чедвик. Мне нужно с вами поговорить. Филиппу страшно хотелось уйти, но он подавил это желание и стал ждать, когда Питершем подойдет к нему. Несмотря на то что Питершем наотрез отказался голосовать за законопроект, он был старым другом его отца и заслуживал уважения.

— Пойдемте куда-нибудь, где мы можем поговорить наедине.

Питершем двинулся сквозь толпу, заполнявшую помещение парламента, и вышел в маленький вестибюль.

Когда они наконец остались одни, Питершем начал не сразу. Он несколько раз откашлялся, а потом дернул себя за ухо, словно ожидая вдохновения,

Филипп мысленно призвал его поскорее перейти к делу, День у него был долгий. Ему хотелось вернуться домой и увидеться с Маргарет. Поговорить с ней, чтобы ее трезвые замечания несколько уравновесили мелкие неудачи дня.

— Знаете, Чедвик, я не хочу, чтобы вы поняли меня неверно. Дело в том, что я знаю вас с тех пор, как вы появились на свет. Так что если не я могу дать вам совет, то кто?

Филиппу страшно захотелось немедленно ответить на этот вопрос соответствующим образом, но он поборол это желание и стал ждать, когда Питершем изложит свои хорошо известные соображения насчет налогов, которые и без того слишком высоки, а также почему плохо продуманный законопроект Филиппа приведет страну к краху.

Но когда Питершем заговорил, глаза у Филиппа широко раскрылись и он понял, что беспокойство его собеседника вызвано отнюдь не законопроектом.

— Что же именно вы утверждаете, лорд Питершем?

— Я ничего не утверждаю, Чедвик. Я просто сообщаю вам о том, что видел собственными глазами. Впрочем, я никогда бы этого не сделал, если бы ваш отец не был одним из моих самых близких друзей. Но факт остается фактом: менее двух часов назад я видел, как ваша жена нанимала лошадей на постоялом дворе «Перо и голубь» на Большом Северном тракте.

Должно быть, Питершем ошибся. Филипп инстинктивно отрицал такую вероятность. Он не мог видеть там Маргарет. Ей не только совершенно незачем нанимать карету, у нее даже нет на это денег. Разве только…

Ледяная дрожь пробежала у него по спине, когда он внезапно вспомнил о деньгах, которые обычно хранил в столе в своем кабинете. Она об этом знает. Она видела, как он брал оттуда деньги.

— Вы, должно быть, ошиблись, — сказал Филипп.

— В свое время у меня был хороший глаз на леди, — возразил Питершем. — Может статься, теперь.я староват для этого, но смотреть человек может, как бы стар он ни был. А на леди Чедвик очень даже стоит посмотреть. Нет в Лондоне другой женщины, которая сравнилась бы с ней. Если вам по вкусу блондинки. Иногда у женщин появляются странные идеи, — продолжал Питершем. — Совсем нелогичные в отличие от нас, мужчин.

«Только не у Маргарет», — мысленно возразил ему Филипп. Ее поступки всегда четко обоснованы. По крайней мере с ее точки зрения. Сложность же состоит в том, покажется ли ему обоснованным то, что она делает.

Сердце у него упало, все внутри мучительно задрожало. Неужели его варварские ласки вызвали у нее такое отвращение, что она решила убежать от него? Или она убежала с кем-то?

Это не мог быть Гилрой, поскольку Филипп знал, где он находится — во Франции, теперь уже благополучно женат на мадам Жиро. А больше никого и не было…

Внезапно перед его мысленным взором возникло вкрадчиво улыбающееся лицо Дэниелса. Маргарет общалась с ним на всех балах, на которых они бывали. Могло ли это означать нечто большее, чем простую вежливость? Не увлеклась ли она этими фатовскими полированными манерами?

Филипп представил себе Маргарет в объятиях Дэниелса, и его охватила убийственная ярость. Маргарет принадлежит Филиппу. Потому что он любит ее. Он был потрясен, осознав это. Эта мысль словно взорвалась в его голове, и он похолодел.

— Возможно, это ничего не значит, — проговорил Питершем, видя, что Филипп молчит. — Но я решил, что «умному достаточно…» и все такое… — Питершем прочистил горло и поспешно удалился.

Филипп почти не заметил его ухода. Он был слишком погружен в это неожиданное и совершенно нежелательное открытие.

Может быть, на самом деле он и не любит Маргарет. Он уцепился за эту надежду. Его отношение к ней не имело почти ничего общего с тем, что он чувствовал к Роксане. У него не было ни малейшего желания поставить Маргарет на пьедестал и обожествлять ее; ему хотелось положить ее в свою постель и ласкать. Он был вовсе не склонен просто любоваться ее красотой, как это было с Роксаной.

Нет, она была ничуть не менее красивой, чем Роксана, но почему-то красота Маргарет составляла не такую уж существенную часть того, чем она была. Гораздо сильнее его интересовал ее острый ум. С ней можно говорить не только о модах или последних сплетнях и быть уверенным не без причины, что получишь разумный ответ. Он не всегда соглашался с ее анализом ситуации, но по крайней мере мог понять ее доводы. А это гораздо больше, чем то, на что было способно подавляющее большинство известных ему людей, будь то мужчины или женщины.

И Маргарет добра — но это не та бездейственная доброта, которая ломает руки над случившимся несчастьем и плачет, Ее доброта практична. Он вспомнил ее попытки найти возможность для Неда содержать семью; вспомнил, как она защищает Аннабел.

Филипп нерешительно потер лоб, придя наконец к выводу, что в данный момент не имеет значения, что именно он чувствует к Маргарет. Сейчас важно выяснить, прав ли Питершем; действительно ли то была Маргарет, нанимавшая экипаж в «Пере и голубе». Потому что, если это так, он должен найти ее и сказать ей… Что сказать?

Что она должна вернуться к нему, потому что он ее любит? Она ни за что ему не поверит. После того, как он заставил ее выйти за него замуж! После того, как набросился на нее в карете! Он и сам-то с трудом верил в это.

«Не важно, — сказал он себе. — Сначала нужно найти ее, а потом уже думать, что ей сказать»,

Ринувшись на улицу, он поймал извозчика. Может быть, предложить ей начать все сначала? Попробовать что-то сделать из их необычного брака?

— Приехали, милорд.

Извозчик остановился у парадной двери его особняка, и Филипп бросил ему монету, спрыгивая на землю. Взбежав по ступенькам, он распахнул дверь, не обращая внимания на неодобрительное выражение, появившееся на лице Комптона от такого нарушения этикета.