Читать книгу - "Шарады любви - Джейн Фэйзер"

Сообщение дворецкого о том, что леди Линтон уединилась в библиотеке с шевалье д'Эвроном, Джастина отнюдь не успокоило. Открыв дверь, он с порога выразительно посмотрел на Даниэль. Шевалье тут же встал, учтиво поклонился и вышел. Джастин расшаркался перед супругой, которая ответила ему глубоким официальным реверансом.

— Вечно этот человек здесь торчит! — с несвойственным ему раздражением проворчал граф, наливая себе бокал мадеры.

— Вы имеете что-нибудь против? — удивленно спросила Даниэль.

— Разве для этого есть причины?

— Не говорите ерунды. Вижу, у вас плохое настроение. Что случилось?

— Я провел очень неприятный час в доме своей матери и сестры. Они сказали, что больше не намерены поддерживать с вами никаких отношений, кроме чисто официальных. Что произошло?

— Не лучше было бы вам спросить об этом у них самих?

— Я так и сделал. Но членораздельного ответа не получил. Разве что вы мне поможете? Хотя, признаться, я не чувствую никакого желания участвовать в женских склоках. Тем более, когда они сопровождаются истериками. Что еще вы натворили?

— Ровно ничего.

Даниэль не могла поверить, что Джастин, видимо, считает ее инициатором скандала. Раньше он всегда принимал сторону жены.

— Ваша излишне любопытная сестрица по наущению своей маменьки посчитала себя вправе давать мне некоторые советы, в которых я не нуждаюсь. Кроме того, она повторяла здесь такие грязные сплетни, что мне пришлось попросить ее уйти.

Поскольку Джастин налил вино только себе, Даниэль взяла графин с мадерой и чистый бокал с намерением исправить его оплошность. Однако руки так сильно дрожали, что ей пришлось поставить то и другое на место.

— Извините, Данни, — холодно сказал Джастин, наполняя бокал жены, — не могли бы вы все-таки посвятить меня в ваш разговор.

— Нет, — решительно ответила Даниэль, отпивая глоток золотисто-желтого вина. — Повторяю, обратитесь лучше к собственной сестре. Я никогда не была разносчицей слухов и не собираюсь становиться ею сейчас. Кстати, вам не приходит в голову, что отказ Беатрис сказать причину ссоры продиктован боязнью вашей возможной реакции? Видимо, она что-то знает и держит вас в состоянии вечного страха.

Что же касается меня, то я никогда не испытывала горячего желания состоять в очень близких отношениях с вашим семейством. Поэтому решение вашей матушки меня вполне устраивает. Не беспокойтесь: на людях я буду вести себя с ними в высшей степени корректно. А теперь извините, но я приглашена на обед к леди Грэм и должна переодеться.

Даниэль повернулась и вышла, прежде чем граф успел сообразить, что ответить. Несколько секунд Джастин стоял посреди библиотеки в полнейшей растерянности. Постепенно его мысли стали проясняться, и он понял, что проиграл сражение. Проиграл, потому что попытался разговаривать с женой, как с ребенком. А перед ним оказалась разъяренная женщина. К тому же Даниэль была горда, а Линтон очень хорошо знал это из собственного опыта…

Пока Молли помогала Даниэль переодеваться, та хранила полное молчание. Но девушка уже давно научилась распознавать настроение своей молодой хозяйки и сейчас хорошо понимала, что не она является причиной раздражения графини. Молли придержала свой острый язычок, сосредоточенно занявшись пуговицами, крючками, лентами и всеми теми деталями, которые составляют сложную конструкцию наряда знатной аристократки. За это девушка была одарена доброй улыбкой и легким благодарным поцелуем:

— Храни вас Господь, Молли! Как только вам удается уживаться со мной!

Молли восприняла этот комплимент как должное. Она отлично знала, что никто в доме не в состоянии поддерживать столь идеальный порядок в апартаментах графини, содержать их в безукоризненной чистоте и точно угадывать все пожелания хозяйки. Впрочем, графиня также прекрасно относилась к своей первой горничной. Она великодушно прощала ей редкие ошибки, всегда была справедлива и временами обращалась с Молли, как со своей подругой.

Но сейчас Даниэль чувствовала себя омерзительно. Как она ни старалась выкинуть из памяти слова Беатрис, те успели пустить ростки сомнений в ее доверчивой душе. Когда Джастин впервые рассказал ей о Маргарет Мейнеринг, у Даниэль не возникло и тени сомнения в его искренности. Сейчас все было по-другому. После разговора с Беатрис у Даниэль осталось ощущение укуса пчелы, который продолжал жечь и причинять боль. В ее голове пульсировала одна неотвязная мысль: если Джастин проводит столько времени с женщиной, которая целых пять лет была его любовницей, то может ли он противиться искушению? В обществе на супружескую неверность обычно смотрят довольно легко, и нетерпимость Даниэль по этому поводу непременно осудят. Ведь в глазах света она была всего лишь женой своего мужа, то есть его собственностью, не обладающей никакими правами — ни юридическими, ни личными. Даниэль должна быть благодарна супругу уже за то, что он не оскорбляет ее, не требует отчета за каждый истраченный пенс и не относится к ней с полнейшим безразличием, как, скажем, к стулу или фарфоровой чашке. Даниэль, выросшая в мужском окружении, и сама помнила, с каким оскорбительным пренебрежением смотрели эти люди на представительниц ее пола, не чувствуя ни малейших угрызений совести и не боясь возмездия. Высшее общество английской столицы оказалось ничем не лучше. Разве что здесь было больше лицемерия и ханжества: подобная жестокость не выплескивалась наружу, оставаясь тайной частью безрадостной женской доли.

Где бы ни появлялась Даниэль, везде она встречала сочувственные взгляды, а многие даже стыдливо опускали глаза, когда она входила в гостиную или салон. Некоторые начинали демонстративно громко разговаривать между собой, как бы не замечая ее присутствия. Даниэль старалась не обращать на все это внимания, уверяла себя, что страдает излишней мнительностью и болезненным воображением, однако яд медленно пропитывал, казалось, каждую клеточку ее тела. В первые дни замужества она была настолько переполнена любовью и счастьем, что просто не замечала на себе чьих-то завистливых взглядов. Даниэль и сейчас не могла понять злобной радости, с которой общество воспринимало малейшую трещинку в семейных отношениях Линтонов и тут же, вооружившись тяжелым молотком, старалось превратить ее в зловещую щель, грозящую обвалом всему зданию.

Лорда Линтона по-прежнему часто продолжали видеть входящим в дом на Хафмун-стрит, где жила Маргарет, и выходящим оттуда. Юная мадам де Сан-Варенн постепенно теряла благодушие, пока не сдалась совсем. Даниэль стала думать о том, что ей, восемнадцатилетней девчонке, и впрямь, наверное, никогда не удержать тридцатипятилетнего интересного мужчину с высоким положением, который вдобавок прожил в этом городе семнадцать лет. Значит, чем скорее она подарит Линтону наследника и смирится со своей ролью покорной супруги, тем будет лучше. Уход за ребенком займет все ее время и отвлечет от несбыточных грез о взаимной любви до гроба.

И все же Даниэль продолжала молчаливо бороться. В обществе она оставалась прежней живой, веселой и счастливой женой своего мужа. И только в домашней обстановке Джастин начал замечать некоторое отчуждение жены. Правда, за этим почти всегда следовал голодный страстный порыв, который пока еще заглушал растущее в его душе беспокойство. Граф заставлял себя думать, что виной этим внезапным вспышкам — быстрое взросление недавнего подростка. Таким образом, Джастин старался также объяснить ее частые отказы и от развлечений, и от верховых прогулок вдвоем, которым она все охотнее предпочитала немногочисленное общество своих подруг из числа замужних женщин. И вообще в присутствии Даниэль Линтон часто начинал тосковать по Данни…