Читать книгу - "Стильная жизнь - Анна Берсенева"

– Только, чижик, ни в коем случае не по Илоне Давыдовой, или что там еще рекламируют? Сигналы в мозг, двадцать пятый кадр, обучение во сне… Это, милая, все бред, если не хуже. Надо просто взять хорошего учителя, читать книжки и слушать английское радио, вот и все.

Сам он говорил по-английски блестяще и, конечно, мог советовать.

И Аля ходила к хорошему учителю, читала книжки и слушала радио.

Кроме того, она научилась водить машину. Сначала она занялась этим от скуки: просто интересно было попробовать. Но в первый же раз, когда ей удалось плавно выжать сцепление и «Фольксваген» мягко тронулся с места, – она почувствовала, как это здорово!

«Правду Венька говорил», – подумала она с мимолетной грустью.

– Блестяще, Алька, – похвалил Илья, сидевший рядом. – Ну, я и не сомневался.

– Почему? – удивилась Аля.

У нее даже пот выступил на носу, так она старалась вести машину прямо или выписывать плавные повороты на площадке, где Илья учил ее водить. Но получалось у нее совсем не блестяще, зря он говорил!

– Да потому же, почему и клип, – объяснил он, хватаясь за руль, который Аля выворачивала совсем не в ту сторону. – Тело свое чувствуешь, собой владеешь. Умение вообще или присуще человеку, или не присуще, а выражаться оно может как угодно. Научишься, научишься, – ободрил он, когда Аля наконец нажала на тормоз. – Ишь ты! Выходит, надо мне о тачке для тебя подумать?

– А ты меня возьми к себе шофером, – улыбнулась Аля. – Раз я такая умелая.

– Ничего, – успокоил он. – Я все равно менять хотел, пора что-нибудь поприличнее завести – «Лексус», что ли, или «Сааб». А эту тебе отдам. И права куплю, когда водить научишься.

Так они перекидывались короткими и приятными фразами, водили вместе зеленый «Фольксваген», и жизнь их была приятна для обоих.

А чего больше требовать от жизни?

Аля все реже ходила куда-нибудь вечерами с Ильей. К счастью, он совершенно не обижался, если она говорила ему, что хочет остаться дома.

– Неохота, Илюша, – не вдавалась она в особенные объяснения. – Куда ты идешь, в Домжур? Я там все уже знаю, даже могу сказать, кто там будет сегодня. А есть мне не хочется.

В Домжуре часто собирались телевизионщики, так что ужин там отчасти мог считаться работой, и Аля понимала, зачем он идет. А ей идти было незачем.

– Я лучше почитаю, – блаженно щурясь, говорила Аля.

И с облегчением вздыхала, когда за Ильей закрывалась дверь. Конечно, хорошо, что он есть. Но хорошо и то, что «есть» он с перерывами…

Аля с удивлением поняла, что стала гораздо жестче, чем прежде. То есть она и раньше не была особенно восторженной. Но теперь она меньше сомневалась в правильности своих оценок, стала яснее видеть в поведении людей то, что Илья называл «голой правдой».

И ее это ничуть не угнетало.

«Как странно, – думала она иногда. – Почему же мне себя прежней даже не жаль? Ни наивности своей, ни доверчивости…»

Аля заметила, что даже Илья стал прислушиваться к ее оценкам, хотя ей и в голову не приходило давать ему какие бы то ни было советы. По правде говоря, ей просто было все равно, как он поведет себя в той или иной ситуации… Она просто говорила, что думает о том или другом человеке, как относится к тому или другому событию, – и он прислушивался, и не скрывал своего внимания к ее мнению.

Теперь она снова много читала, и даже удивлялась про себя: почему книги так надолго выпали из ее жизни? Ведь целыми днями дома сидит, и обязанностей, можно считать, никаких, разве что Моську выгулять, – а за последние полгода прочитала меньше, чем за один месяц в выпускном классе.

За книгами она ходила в Чеховскую библиотеку на Пушкинской площади, или в Некрасовскую на Большой Бронной, или в библиотеку Театрального общества на Страстном бульваре, куда Илья ее тоже записал. И читала почти весь день – счастливо, праздно, без цели, то есть именно так, как лучше всего читать хорошие книги.

Однажды она вспомнила слова Ильи о том, что проблемы шекспировских героев не упираются в деньги, и ей тут же захотелось почитать Шекспира. И Светлана говорила о «Зимней сказке» – первой премьере Арбатского театра…

И она прочитала все восемь толстых томов – не в силах оторваться, погружаясь в трагические и комические страсти с головой, ничего не замечая вокруг…

Но в этот вечер, когда Илья вернулся домой, она не читала, а просто смотрела телевизор. Услышав, как хлопнула входная дверь, Аля поймала себя на том, что слегка расстроилась. Стояли чудесные апрельские сумерки, и она как раз собиралась проехаться по городу.

С тех пор как Аля по-настоящему научилась водить машину – а произошло это действительно довольно быстро, прав был Илья, – она с удовольствием ездила вечерами одна. Дневной поток машин к этому времени уже рассасывался, улицы были пусты и тихи – насколько вообще могут быть пусты и тихи улицы Москвы, всегда наполненные внутренней, даже ночью не стихающей жизнью.

Она ехала по Тверской, объезжала Кремль – все водители ругали новую систему объезда, а ей нравилось – и, на ходу полюбовавшись кремлевскими куполами и башнями, медленно ехала дальше по набережным.

Аля сама не понимала, почему, именно когда она ведет машину, ее мысли как-то особенно проясняются. Может, сосредоточенность невольно появлялась во всем, и в мыслях тоже?

Она не думала ни о чем-то глубоком и важном. Просто мелькали в голове ясные, с нею чем-то связанные образы, она произносила вслух какие-то невообразимые монологи, которые сама придумывала и тут же забывала, или читала стихи. Весенний ветер врывался в окно; ей было хорошо в одиночестве.

«Ну вот… – разочарованно подумала Аля, услышав, как хлопнула входная дверь. – Теперь придется остаться».

Предложи она Илье проехаться вместе, он, может быть, и согласился бы: не так уж он был тяжел на подъем. Но ей не хотелось предлагать.

– Что показывают? – Илья вошел в комнату и бросил равнодушный взгляд на экран телевизора.

– Да ничего особенного, – пожала плечами Аля. – Глупость. Дочка Шукшина попсу какую-то пропагандирует.

– Почему глупость? – хмыкнул Илья. – Попса тоже нужна. И посмотри, какая она девка роскошная! Вот что значит порода. Завидуешь, Алечка? – поддразнил он.

– Да ну, чему завидовать. – Аля не знала, отчего у нее испортилось настроение. – Уж скорее ее отцу можно было завидовать, а ей-то за что?

– Ты, чижик, как всегда, усложняешь, – пожал плечами Илья. – При чем тут ее отец? Нет, ну до чего ж все любят рассуждать о детях великих людей и говорить всякие пошлости про отдыхающую природу! – сердито бросил он, хотя Аля ничего такого не говорила. – Мой отец сегодня звонил, – добавил он, не меняя интонации.

Илья произнес последнюю фразу довольно равнодушно, но Алю трудно было обмануть напускным равнодушием. Да и с чего бы он стал ей сообщать об отцовском звонке, если бы это ничего для него не значило?