Читать книгу - "Соучастники в любви - Луна Лу"

плачет только из-за меня. А раз меня не было с ней, то, уверен, она и не плакала.

Но видеть, как она отдаляется от меня по обочине… Сам не понимаю, какого черта, но я не выдержал. Я весь горел, все внутри меня кричало, что это неправильно. Что так не должно быть. Что я не могу позволить ей уйти. Хотелось ударить себя за то, что отпускаю ее, и одновременно за то, что позволяю девчонке так влиять на меня. Со мной такого никогда не было. Единственное, о чем я заботился больше, чем о себе, – это семья. А теперь эта заноза сопит на пассажирском сиденье, а я думаю лишь о том, что надо укрыть ее чем-то, чтобы не замерзла.

Наконец мои уставшие глаза различают впереди заветную вывеску. Как оазис в пустыне. Припарковавшись подальше от окошка администратора, где могут быть камеры, глушу машину и несколько минут наслаждаюсь блаженной тишиной. Чертово плечо снова заныло, отдаваясь болью в руке, и я мечтаю поскорее оказаться в кровати. А после того, что мы делали в трейлере, я еле держусь, чтобы не вырубиться прямо сейчас.

– Бель, просыпайся, – я слегка ткнул ее в плечо, но это не сработало.

Похоже, она крепко спит. Ее лицо, освещенное тусклым фонарем у мотеля, напряжено даже во сне. Она всегда выглядит так, словно думает о чем-то тяжелом. Но это не портит ее. Даже слезы, размазанная косметика и растрепанные волосы не портят ее. Она все такая же милая. Никогда раньше я не считал девушек милыми. Горячими – да, но не милыми, черт возьми.

Снова пытаюсь ее разбудить:

– Вставай, эй, – глажу ее по щеке, и она лениво открывает глаза, хмурясь еще сильнее, и отмахивается от меня, но я продолжаю, пытаясь говорить бодро: – Проснись и пой, Бель! Доброе утро.

– Утро? – вздрогнув, она недоумевающе распахивает свои большие глаза. – Сколько времени?

– За полночь уже.

– Эм… и что, «Шевроле» превратился в тыкву? – бурчит она, потирая глаза, и я смеюсь. Мне нравится ее странное чувство юмора.

– Я уже не могу ехать дальше. Надо снять номер на ночь и нормально поспать.

Бель озирается вокруг и, увидев вывеску мотеля, кивает. Она понимает. Если бы я мог сам забронировать номер у администратора, то не стал бы ее будить, сам отнес бы в номер. Но мне лучше не светиться лишний раз.

Она тут же выходит из машины, и я успеваю только засунуть руку в карман с бумажником и прошептать ей в окно:

– Эй, деньги возьми!

– У меня есть, – ответив на ходу, она разворачивается и идет к окошку администратора. Черт, а вид сзади и правда хорош. Зачем только люди придумали эти узкие джинсы?

Бель достаточно далеко, и я не слышу, о чем она говорит с администратором, но замечаю, как она изобразила вежливую улыбку, а сама нервно стучит ногой по асфальту. Она всегда напряжена.

Отходя от окошка, Бель смотрит в мою сторону, победно тряся ключом от номера в воздухе. Заносим сумки внутрь, и я с нескрываемой радостью замечаю двуспальную кровать в центре комнаты. Заметив мою довольную ухмылку, Бель почему-то решает оправдаться:

– Остались только такие номера.

Ага, верю-верю. Особенно когда парковка перед мотелем практически пустая, как и остальные номера здесь.

Надежно запираю дверь, наглухо задергиваю жалюзи, выключаю общий свет и спешу плюхнуться в кровать, но пушка, которую я забыл за поясом, упирается в задницу. Надо же еще раздеться. Вынимаю пушку и оставляю на тумбе у кровати, не упустив тревожного взгляда, брошенного Бель в мою сторону при виде оружия. Я ведь угрожал ей когда-то этой пушкой. Чертов кретин.

– Вот блин! – она возмущенно топает ногой, и я смеюсь. – Я так спешила, что забыла пижаму.

– Ну, я не буду скучать по твоим штанишкам, – ухмыляюсь я. – Можешь спать голой, так уж и быть, я не против.

– Придурок, – бурчит она.

Она милая, когда злится.

– Успокойся и спи в моей футболке, – устало говорю я, прикрыв глаза, но ненадолго.

– Фу! Еще чего! – морщится она. – Это слишком… слащаво. Как в какой-нибудь тупой мелодраме…

Едва сдерживая смех, я наклоняюсь к своей сумке и, достав оттуда одну из своих футболок, бросаю в Бель:

– Тогда почему моя футболка пахнет тобой? – я довольно ухмыляюсь, подперев голову рукой.

Она смущенно отводит взгляд и прикусывает губу, будто ее поймали с поличным. Так и есть. Я еще в трейлере понял, что она носила мою одежду, пока меня не было. Ее сладкий запах я ни с чем не спутаю.

Бель выключает весь свет, прежде чем начать переодеваться. Удивительно! После всего, что мы делали, после всего, что я уже видел, она стесняется переодеться при мне. Мило.

Услышав не то крик, не то плач, я, еще не успев проснуться, хватаю пушку с тумбы. В темноте комнаты не различаю ничего необычного, пока до меня не доходит, что плачет Бель, лежащая справа от меня. Откинув одеяло, осматриваю ее: никаких видимых повреждений, но она бормочет что-то неразборчивое, пока слезы из-под закрытых век стекают к вискам.

– Проснись! – я кричу, тряся ее. – Проснись, эй!

Бель вздрагивает и, увидев меня, вцепляется пальцами мне в кожу. Она тяжело и сбивчиво дышит, а слезы все еще катятся по ее щекам, и я тут же смахиваю их, держа ее горящее лицо в своих ладонях.

– Тише, тише, все хорошо. – Сев на кровати, я прижимаю ее дрожащее тело к себе. Она вся мокрая и горит. – Это просто сон, Бель. Все хорошо, – повторяю я, успокаивающе гладя ее по волосам и уткнувшись ей в макушку. Сам не понимаю, откуда это чувство, этот порыв, инстинкт, но сейчас мне больше всего хочется, чтобы она чувствовала себя в безопасности. – Я с тобой.

Но Бель вздрагивает и отстраняется. Шмыгнув носом, она нервно потирает лицо и бормочет срывающимся голосом:

– Я в порядке.

Но я вижу, что нихрена она не в порядке. С каких пор Бель врет мне о таком?

Когда она встает с кровати и направляется к входной двери, я недоумеваю:

– Ты чего?

– Мне нужно подышать. – Заметив, что я откинул одеяло, чтобы встать, она добавляет: – Одной. – И вылетает из номера.

Не понял. Продолжаю сидеть в растерянности с минуту, пока до меня не доходит, что она выбежала в одной футболке. Посреди ночи. На улицу. Эта девчонка, конечно, со странностями, но это уж слишком.

Наспех одеваюсь, засовываю пушку за пояс, хватаю свою толстовку и выбегаю на улицу. Прохладный воздух заставляет меня поежиться, а туман, нависший над парковкой