Читать книгу - "Путешественник - Жюльетта Бенцони"

Увидев кухню, ее будущая хозяйка была сражена. Там было все: двойной очаг, занимавший весь угол, большие шкафы, этажерки с оловянной утварью и замечательным руанским фаянсом, длинный стол со стульями и даже двумя маленькими деревянными креслами с красными подушками, но главное, новенькие медные кастрюли всех размеров, прекраснее которых еще никогда не делали в Вильдье-де-Пуаль.

Посреди этого дворца «госпожи Тартинки», наполнявшегося каждый день сладостными ароматами, Гийом и Потантен и обнаружили его хозяйку, строго глядевшую на большой пирог, вылепленный из теста, словно резной аналой в церкви. Клеманс не решалась поставить его в печь. В своем нормандском кружевном чепце из тонкой, привезенной из Фландрии ткани, белизна которого контрастировала с ее загорелым лицом, госпожа Белек выглядела выше (по приезде она обнаружила в своей комнате три чепца, один краше другого, которые ей в честь приезда преподнес Тремэн) и напоминала волшебницу, недовольную результатом своего заклинания.

— О-о! Как пахнет! — воскликнул Гийом, входя в комнату. — И надеюсь, будет еще лучше, когда его испекут! Или вы не собираетесь поставить это чудо в духовку, мадам Белек?

Она устремила на него грозный взгляд.

— Я и так раздосадована, да еще вы, господин Тремэн, меня огорчаете! Ведь я, кажется, вас просила называть меня просто Клеманс!

— Не обижайтесь! Это всего лишь знак уважения, но раз вы настаиваете. Так вот, Клеманс, отчего вы сомневаетесь и не отправляете его в духовку?

— Оттого, что он слишком велик! Когда вы мне сказали, что ожидаете гостей…

— На чай, Клеманс, и вы испекли нам замечательные пирожные. А по поводу пирога не расстраивайтесь! Обещаю вам, что от него ничего не останется, когда вы всех угостите…

— Если бы вы позволили мне вам помочь… — послышался мелодичный голосок, который раздавался, казалось, из шкафа, потому что именно за ним сидела Адель Амель. Гийом нахмурил брови. С тех пор как они с братом поселились в Ридовиле, Адель довольно часто поднималась в дом На Семи Ветрах. Сначала во время строительства, чтобы навестить Адриана, но потом, после приезда госпожи Белек он замечал ее здесь, по крайней мере, в четвертый раз. Он испытывал к ней определенную жалость, но по-прежнему не чувствовал симпатии, хотя Адель всегда была исполнена кротости и благодарности. Пожалуй, даже слишком! Она приходила узнать, не возникла ли в ней нужда, и, судя по всему, горела желанием попасть в большой дом.

— Что у вас опять стряслось, кузина? Вам что-нибудь нужно?

Именно такой предлог она часто использовала. И никто не попадался на крючок, ведь путь от Ридовиля до Сен-Васт был лишь ненамного длиннее, и дойти туда было легче, чем карабкаться в Ла-Пернель. Вот и сейчас:

— Да, брату нездоровится. Он очень беспокойный, у него жар. Я приходила спросить у мадам Белек, нет ли у нее немного липового цвета и еще меду…

— Что же вы не обратились к мадемуазель Леусуа? Она бы охотно вам помогла, если у вас нет верных соседей, что, впрочем, было бы странно.

На невыразительном лице Адель появилось выражение бесконечной меланхолии:

— Ох, соседи! Вы знаете, каковы люди! Им непонятно, почему мы с Адрианом ушли от матери…

— Неужели они больше роялисты, чем сам король? По-моему, ваша мать не стала возражать?

— Она просто нас прокляла, — сказала кузина с неприятной ухмылкой, — но на самом деле она рада, что ей не нужно больше нас кормить. Что касается мадемуазель Леусуа, то я не уверена, что она нас любит.

— Она не слишком экспансивна, но никогда не отказывается выручить человека из беды. Впрочем, вы, кажется, нам только что предлагали помочь справиться с пирогом? Ваше отсутствие не покажется брату слишком долгим?

— Так или иначе оно покажется ему долгим, — вздохнула она. — Ему выходить можно, а я должна постоянно сидеть дома…

— Тем более не стоит его расстраивать, раз он нездоров! — вмешалась Клеманс. — Вот! Здесь в корзиночке пучок липы, горшочек меда и бульон, который я приготовила утром. Вам останется лишь взбить в нем одно или два яйца, и ваш больной сразу повеселеет!

После того как ее всем обеспечили, Адель смирилась с необходимостью покинуть свое место. Она, поблагодарив, взяла корзинку, но остановилась перед Гийомом, одарив его сладкой улыбкой.

— Я пошутила, когда сказала про пирог, но все-таки странно, что мы еще не разу не разделили трапезу, хотя мы и родственники.

— Разве я не пригласил вас к столу на постоялом дворе в Кетеу?

— Это не то же самое, что вместе поужинать. Например, здесь… или у нас?

— Вы только что слышали, что я не любитель приглашать к себе, даже госпожа Белек меня в этом упрекает, — сказал Тремэн, начинавший терять терпение. — А насчет того, чтобы пойти к вам, посмотрим! Благодарю за приглашение, — через силу добавил он.

Когда Адель выходила из кухни, Клеманс проводила ее жалостливым взглядом.

— Бедная девушка! — вздохнула она. — Не сказала бы, что она интересна, но мне ее жаль. Должно быть, у нее не слишком радостная жизнь. Потому она сюда и приходит, чтобы не быть одной…

— Ее всегда удовлетворяло общество брата-близнеца: они неразлучны, — возразил Гийом. — Во всяком случае, доставляйте ей маленькие удовольствия, которых она пожелает, Клеманс, но не поощряйте ее к более частым посещениям и, главное, никогда не просите ее вам помочь! Иначе мы от нее никогда не избавимся. А как наш пирог?

— Я ставлю его в печь, но вы должны все съесть! Даже если у вас будет несварение..

— В таком случае вы будете меня лечить! Надеюсь, у вас осталась липа?

Однако в тот вечер Потантену явно было суждено поставить на стол лишний прибор. Уже собирались ужинать, когда в запряженной ослом маленькой повозке, которую ей подарил Тремэн, приехала мадемуазель Леусуа. Ей предстояло провести ночь в одной из расположенных неподалеку хижин, так как дочь ее давнишней подруги собиралась рожать. Это был первый ребенок, трудиться будущей матери предстояло долго, и мадемуазель Леусуа воспользовалась случаем, чтобы навестить Гийома и оставить у него осла, к которому сильно привязалась. Кроме всего прочего, ей нужно было кое-что ему сообщить, и, попробовав произведение Клеманс, она поведала любопытную новость.

— Вчера у меня были дела в Морсалине, где доктор Тостен попросил меня сделать перевязку одному раненому дровосеку. И тот сказал, что замок Нервиль собираются сносить.

Гийом со звоном положил нож и вилку на свою тарелку.

— Сносить? Зачем?

— Дровосек этого не знает. В тот день, когда он поранился, он рубил дерево недалеко от замка. Там последний лакей Габриэль разговаривал с приехавшим из Шербурга человеком. Это подрядчик. Они договорились, что ломать начнут послезавтра… Я еще возьму пирога, он замечательный.

Она положила себе большой кусок. У Гийома пропал аппетит. То, что замок его врага будет повержен, не могло его не радовать, но его беспокоили причины подобного решения. И кто мог его принять?..