Читать книгу - "Диагноз: Любовь - Мегги Леффлер"

С психодинамической точки зрения, самая важная часть опроса состоит в том, что врач и пациент должны достигнуть взаимопонимания.

Искусство и наука диагностики у постели больного

Когда я проснулась воскресным утром, у меня было такое ощущение, будто в мой левый глаз воткнули вилку, а мои плечи были почти прижаты к ушам. Я лежала на матрасе, с которого сползла простыня, и чувствовала во рту набившиеся с него катышки. Выпив немного воды и таблетку парацетамола, я снова рухнула на кровать.

В следующее пробуждение глаза открылись довольно легко. Сквозь тонкие занавески бил солнечный свет. Телефон звонил, мой пейджер пищал… «Я зажималась с Эдом, — внезапно вспомнила я. — Я и Эд…»

Я начала шарить по полу в поисках пейджера и через несколько секунд прочитала сообщение, что в отделении экстренной медицинской помощи не ждут моего появления, потому что сегодня не моя смена. Я прохромала к окну, чтобы взглянуть на поля, каменные церкви и дома Винчестера, расположенные на зеленых холмах. Это оказало бы умиротворяющее действие, если бы не доносившийся сюда рев сирен. «Я зажималась с Эдом», — снова попыталась осознать я, но в этот момент к сиренам присоединился телефонный звонок в холле.

Я вышла из комнаты и столкнулась в пустом коридоре с мистером Деспопулосом. Вместо больничного халата на нем были хлопчатобумажные штаны, белая футболка и больничный браслет. Я вчера сменила свое сексуальное черное обмундирование на такие же штаны и белую футболку. Мне не хватало только больничного браслета.

— Мистер Деспопулос? Разве вам можно здесь находиться? — громко спросила я.

— Мне нужно продать все эти телевизоры, — ответил он, разворачиваясь и уходя по коридору, словно давным-давно все объяснил. Я решила, что проще оставить его заниматься воображаемой продажей в общежитии, чем тащить на себе по улице в госпиталь.

В гостиной валялись газеты, на столике стоял недоеденный завтрак, а рядом лежала залитая кофе тетрадка с лекциями по истории религии. У Марианн будет сердечный приступ, подумала я. Комната выглядела так, как будто здесь произошла какая-то катастрофа, но я уже догадалась, что это всего лишь последствия пребывания в ней Эда.

Катастрофа. Это слово жалило меня, пока я спускалась в холл к звенящему телефону. В отделении экстренной медицинской помощи сегодня утром съемки «Важного происшествия». Сирены доносятся именно оттуда, от машин с актерами, залитыми фальшивой кровью, где наши парамедики притворяются, что спасают им жизнь. Я помотала головой, отгоняя мысли о настоящих пациентах и настоящих катастрофах, и потянулась за телефонной трубкой.

— Холли? Это ты? — спросил мой брат.

— Бен! Живой? — Мой вопрос прозвучал слишком мрачно для приветствия.

— Живой. А ты? — осведомился он. — У тебя ужасный голос. Была сложная ночь в госпитале?

— Н-нет, — сказала я, вспоминая о том, что я была полностью увлечена Эдом, но это все неожиданно кончилось. Он вдруг стал настаивать, что я слишком пьяна и мне следует отправиться в постель.

— Ты в порядке? — спросил Бен.

— Ага, — ответила я, массируя висок. — Но если честно, то не знаю. У меня тут небольшое похмелье.

— Как все прошло с Мэттью?

— С Мэттью? — Я выпрямилась.

По лестнице затопали чьи-то ноги, поэтому я развернулась спиной, прижав трубку к уху, и попыталась слиться со стеной. Похоже, сработало. Через минуту хлопнула входная дверь, и я, выглянув в боковое окно, увидела Марианн в мятой униформе. Она показалась мне какой-то взъерошенной и явно взволнованной. Она помчалась к госпиталю так, словно спасалась от пожара. Я хотела было крикнуть ей вслед, что все в порядке, что это просто представление, но потом вспомнила, что она знает. Но это же Марианн.

— Я встретился с Мэттью в забегаловке в Питтсбурге, это было на прошлой неделе. Он говорил, что собирается навестить тебя, — сказал Бен.

— Он собирался навестить свою мать, а не меня. — Я потянулась за единственным стулом, стоявшим у стены, — железным, с зеленым сиденьем, который, наверное, принесли из кухни, — и с облегчением опустилась на него.

— А как насчет тебя? Где ты, черт возьми, пропадаешь?

Бен сказал, что провел последний месяц в отпуске, выращивая овощи в монастыре штата Виргиния.

— Молился? — спросила я.

— Монахи молились. А я наслаждался тишиной.

— Почему ты туда уехал? — спросила я, зевая.

— Я нуждался в перерыве. Я был слишком напряжен, когда уезжал. Не мог спать, не мог есть. Стоило мне закрыть глаза, и я видел мятые газеты.

— Что это значит? — спросила я, потирая висок.

— Не знаю, что это значит. Просто так было. В моем воображении, в моей голове… От этих истрепанных газет я буквально задыхался. Наверное, все дело в той белиберде, о которой сообщала в ежедневных новостях Алисия. Я закрывал глаза и видел свои руки, пытающиеся разгладить эти газеты, но они были слишком мятые. И единственное, что я мог сделать, чтобы заснуть, — это представить себе холодный гладкий камень в моей голове. Но с тех пор как уехала Алисия, мне стало слишком сложно представлять себе этот камень. Я видел только собственные руки, которые снова и снова разглаживали эти проклятые газеты, и задыхался. Жуткий способ пытаться заснуть.

Я закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

— Когда это началось?

— Прошлой весной. После смерти мамы. И стало хуже, когда застрелили дядю Алисии и она уехала. Мне было жаль его, но в то же время все равно. Я был настолько взвинченным… А она стала совсем другой после смерти дяди. Она постоянно отталкивала меня, пока я не начал чувствовать себя тунцом.

— Тунцом? — спросила я, пытаясь избавиться от определенно рыбного привкуса в глубине глотки.

Бен напомнил мне свою теорию о тунце, которую он выдвинул в старшей школе. В места, где запрещено есть — библиотеки, классные комнаты, — учащиеся могли пройти с бубликами, крендельками (если они медленно жуют) и даже с сэндвичами. Почти все сэндвичи можно было пронести с собой, кроме сэндвичей с тунцом. Тунец не мог пройти незамеченным. Даже люди, которые обычно садятся на задние ряды и предпочитают рассказывать там анекдоты, обязательно встанут, сморщив нос, и поинтересуются: «Это что, тунец?» То же самое можно услышать и в обеденном зале, если кто-то оказался не в настроении. Тунец везде не при делах. И тунца тебе будут вспоминать еще долго, при каждом удобном случае.