Читать книгу - "Кольца Лины - Наталья Александровна Сапункова"

Текли минуты, писарь писал, я сидела, не шевелясь, и ждала, когда же на меня соизволят обратить внимание.

Обратили: в комнатку заглянул еще один тип в одежде стражника, и посмотрел на меня очень пристально, у меня даже где-то в груди зачесалось — от нехороший предчувствий, наверное. Да, вот именно от нехороших.

"Тип" подсел к столу, тронул писаря за локоть, кивнул на меня.

— Эта бы подошла. А, что, скажешь? Смотри, не девка, лицом вполне хороша, и чистая вроде — то, что нужно. М-м?

— Эту надо записать и запереть, — отмахнулся писарь. — Мошенница, вроде. Еще и немая.

— Немая — еще лучше. Насчет немоты условий не было. Не записывай, — настаивал "тип".

— Там в карете еще есть, ту можно, — не сдавался писарь.

— Нет, та не годится. Не такую просили.

— Эта понадобится еще.

— Перестань. Я узнал, жена контрабандиста, муж сбежал. Никому она уже не нужна, здесь одна, ее на постоялом дворе бросили. А старик вот-вот умрет, Больше те ребята золота не предложат. Ну? Им не жалко золота пока, а завтра уже и не нужно будет. Выживут-то не все, вот и не жалко им. Десять золотых, э…

Все, конечно, из этих фраз понять было сложно, но суть — вполне…

— Другую поищи. Из тех, что давно…

— Да где? Сказано тебе — за свежую заплатили, за чистую. Из застенка взять — она и после бани свежей не станет. Не записывай. Придумаем что-нибудь, лучшей не будет.

Я сидела, как струна, ногти вонзились в ладонь. Кажется, мне грозило нечто много худшее, чем изначально предполагалось. И рассчитывают ли эти "добрые люди", что я хотя бы останусь в живых — большой вопрос. Они беседовали хоть и негромко, но не могли не понимать, что я слышу — уже это никакого оптимизма не внушало.

Писарь ожидаемо сдался — кивнул, буркнул:

— Забирай ее с глаз.

"Тип" подскочил ко мне.

— Эй, вставай, — он отомкнул колодки. — пошли, красотка. Будешь довольна, не сомневайся, — он поднял меня за плечи, толкнул к дверям.

Бежать. Немедленно, куда-нибудь, только бежать!

Я оглянулась в панике. Каменные стены, низкие тяжелые двери. Закрытые. А я… ни на что не способная дура. На сутки одна осталась, и все, пиши пропало.

Как же страшно. И вместе с тем — не верится, что это со мной происходит. Ведь до сих пор все было… во всяком случае, терпимо. А сердце стучало, отсчитывало мгновения — сколько их теперь есть у меня, и какие, и неужели спасения не будет? Как глупо…

— Тихо, — стражник прижал меня к стене, и сгреб в горсть мои лиловые свадебные бусы, поднес ближе к глазам посмотреть, — не нужна тебе эта побрякушка, давай сюда, — он ловко, одним движением сдернул их, и так же ловко стянул кольцо с пальца, оправил все это в карман, — пошли, да не спи, шевели ножками, вон туда, вниз по лестнице! Ты что, дура, не видишь, где лестница?

И тут открылась боковая дверь, пропустив двоих стражников, которые прошли, поглядев на нас без толики интереса, и… дверь осталась приоткрытой.

Те двое уже скрылись за очередной дверью. И я решилась: со всей силы толкнула "своего" стражника, стараясь при этом попасть ему в глаз указательным пальцем, и выскочила в приоткрытую дверь…

И тут же, оглядеться не успев, попала в руки другого стражника, который, заломив мне руки за спину, завел обратно. "Мой" ругался, зло, но довольно тихо — видно, все же шум поднимать не хотел. Ущерба я ему большого не нанесла, всего лишь синяк наливался под глазом.

Теперь он был осторожен. Продолжая заламывать руку, свел на пролет вниз, и там, рывком развернув — я заорала от боли, — отвесил тяжелую оплеуху.

— Дура. Твое счастье, что свежую девку заказывали. Ну, иди…

Впереди был поворот, еще три ступени вниз, и низкая дверь под аркой. И запах… мерзкий.

А мир вокруг меня крутнулся и потемнел, стражник провалился куда-то, и все закончилось. Я успела лишь подумать — хорошо-то как стало…

Дудки, не стало. Скоро я пришла в себя в самом отвратном месте на свете. Низкое помещение длиной со спортзал — дальний его конец я различала слабо, шириной же метров десять, а, впрочем, кто знает, все у меня в глазах то фокусировалось, то опять расплывалось. Журчание воды и жуткая вонь, от которой слезились глаза. Я лежала на куче соломы и какого-то тряпья, которое тоже, кажется, воняло, хотя где тут различить источник запаха.

На меня смотрели. Много-много глаз. Мужчины. Разные. Молодые и старые. Грязные, страшные, заросшие. Странно-оживленные. Я встретилась взглядом с парнем неподалеку — мне показалось, что он совсем молодой. Он стоял на коленях, и, чуть ли не раскрыв рот, смотрел на меня, как на видение.

Все больше приходя в себя, я села, опираясь на руки, и отползла подальше, к стене. На моих руках — кровь, и на блузе, плотно облегающий жилет расстегнут — кто расстегнул? И на нем бурые пятнышки. Ах, да, и губа саднит — паразит-стражник разбил мне лицо. Я быстро облизала губы, только чтобы убедиться — на них есть кровь. Это короткое движение моего языка не осталось незамеченным — кто-то засмеялся, остальные заулыбались, загомонили, негромко, но явно одобрительно — те, кто на меня смотрел. Узники.

Да, узники. Я в каземате. В мужском. Единственная женщина здесь.

— Эй, пуговки ей расстегни, хас, — сказал кто-то громко, — тебе жалко, что ли? Не убудет ведь.

— Потом расстегну, — благодушно пообещал кто-то сбоку от меня.

Хас?! Я дернулась при этом слове. Знаю лишь одного хаса, но тут — совсем, совсем другой голос. И совсем не хотелось поворачиваться, чтобы взглянуть на этого, здешнего хаса.

Жалеть меня тут не станет никто. Я вдруг поняла это отчетливо. Никто вообще. В том числе и потому, что здесь всем очень плохо. Все, на кого я смотрела, были с исстрадавшимися, землисто-серыми, заросшими лицами. Они здесь давно. Они давно в этом маленьком подобии ада, и дышат этой густой вонючей отравой вместо воздуха. А я — здоровая, свежая, как определил стражник, только что нормально жила и дышала.

Мой взгляд упал на цепь на полу, примерно на такую дядя Гоша пристегивал лодку — да, была у нас и такая радость. Лодка стояла на даче… в другом мире, в другой жизни. И я тут же разглядела, что цепей