Читать книгу - "Влюбиться не предлагаю - Катя Маловски"

Наш тактильный контакт, прошибающий приятным током, по ощущениям такой же нереальный, каким был невесомый поцелуй на последнем ряду литературного клуба. Только сейчас мы целуемся не губами, а руками. И наши шалости снова никто не видит, так как обзор для лишних глаз закрыт Лилиной спиной.

— Лиль, ну ты идёшь? — доносится до нас немного раздраженный голос Маши.

Гордеева вздрагивает, а вот её рука цепенеет.

— Я вам позвоню, товарищ личный таксист, — тихо произносит, облизывая губы. А я в качестве «поцелуя на прощание» сжимаю её ладонь.

Лиля направляется в сторону гаражей, где её заждались друзья. Оборачивается через пару метров:

— А я ведь точно позвоню.

— Я буду ждать, — подмигиваю.

Гордеева уплывает от меня в темноту с распущенными под шапкой волосами, на которые ложится крупными хлопьями снег. Скрывается за поворотом, а я ловлю себя на мысли, что пока провожал её взглядом, не дышал и не моргал. Моргнул и задышал только тогда, когда и на мои ресницы упала снежинка.

Глава 36. «Доверять»

Артём.

Звонка Гордеевой вчера я так и не дождался. Моё сообщение она прочитала только ближе к полуночи, видимо, когда пришла домой. Прочитала, но не ответила.

Сегодня с утра, по привычке зайдя к ней на страницу, проверил, была ли в сети. Была. Но ничего мне не писала. Странно.

Погружаюсь в работу до такой степени, что спустя какое-то время не сразу замечаю звук входящего звонка. Подрываюсь к телефону, в надежде, что это Лиля, и разочаровываюсь, когда вижу на дисплее «Дима». Родственник про меня вспомнил, надо же. Конечно, звонит только тогда, когда ему что-то от меня надо.

«Пошёл на фиг», — оставляю его звонок без ответа. Мне хватило разговора с ним в начале недели. Когда я без особого энтузиазма посетил их квартиру. И Дима тогда решил поучить меня жизни, пропагандируя семейные ценности, которые лично для меня весьма спорные.

«Снова с Тимуром девчонку не поделили? Я же вижу, что вы с ним после того инцидента с дракой не общаетесь».

Во-первых, никого мы с ним не делили и не делим. А, во-вторых, это был не инцидент, а наказание твоего сына за непристойное поведение по отношению к девушке. Тимур получил бы больше, если бы ты, Дима, меня от него не оттащил.

«Ни одна девушка не стоит того, чтобы подрывать братское общение. Девчонок у тебя может быть сколько угодно. А вот брат один. Помни это», — ещё одно гениальное умозаключение от Дмитрия Соковича. Хоть в мраморе увековечивай.

Я вот как раз не забываю, что Тимуру всегда было наплевать как на девчонок, так и на братские узы. Если в школьные годы он на фоне меня самоутверждался, то позже, когда я переехал сюда, и мы снова начали общаться, Тимур не мог свыкнуться с мыслью, что я, оказывается, прекрасно живу без его подсказок. «Артёмка изменился, вырос, поумнел», — вот что Тимура вымораживало. И если я всё же где-то поддавался на его провокации, это только потому, что мне было в тот момент всё равно. А сейчас мне не всё равно.

«Не наигрался ещё? Брат ему игрушку дал поиграть, а он и рад», — а это уже слова Тимура, вернувшегося домой так некстати. Я-то надеялся с ним не пересекаться. — «Чё как собачонка около Гордеевой крутишься? На машине возишь, заступаешься. А она всё тебя динамит, плохая девочка».

Так и ждал, чтобы я подтвердил или опроверг его слова. А я сидел с непрошибаемым лицом и продолжал делать то, ради чего меня позвал Дима — переустанавливал на его компьютере систему. У Тимура мозгов ведь на это не хватает. Зато хватает на другое, извергать из своего рта лютую дичь:

«А ты всё ждёшь, когда удастся цветочек её сорвать? Ну и как она? Заводит, когда ломается, да? Взгляд такой невинный, затравленный».

С*ка, я еле сдержался, чтобы его по стенке не размазать, подпортив тем самым их дорогие обои с вензелями.

Через голову и печень Тимур не понимает. Самое действенное и страшное для него — это игнор и невладение информацией. Тогда ему приходится лишь строить предположения. И вот когда его фантазия начинает разыгрываться, это доставляет ему какое-то больное удовольствие, в котором он сам же потом и захлёбывается. Я давно понял, что мозгам Тимура нужна прачечная. Там явно что-то не чисто.

Мне не впервой не общаться с родственниками. Поэтому не буду нарушать эту традицию.

Приводя в порядок рабочий стол, натыкаюсь случайно на наши с Лилей фото с Фестиваля уличных культур, сделанные в фотокабинке. Тогда разделил их поровну: два ей, два мне. Такой теплотой от них веет.

А вот фотография Гордеевой с дня рождения, снятая на Полароид. Разглядываю её параллельно с фото в телефоне: умопомрачительным селфи Лили в боди. На этих снимках разница по энергетике колоссальная. Разве знала та девушка, которую я упрашивал позировать в наш общий день рождения, что через какое-то время она сама мне вышлет фото? Фото, предназначенное только для меня. ДЛЯ МЕНЯ. Я и сам не предполагал, до чего мы с Гордеевой дойдём. Что Лиля будет делиться со мной настроением, мыслями, тайнами. Доверять мне своё тело и, кажется, немного душу.

Дерзкая снаружи, а внутри осторожная. Или другая её грань: мягкая кошечка, готовая в любую секунду выпустить когти, если почувствует угрозу.

Что ж, ты, кошечка, мне не отвечаешь. Ни на звонки, ни на сообщения.

Наберу-ка я Дину.

— Да, Тём, — приглушённый голос Дины с небольшим эхом раздаётся через несколько протяжных гудков.

— Привет. Чем занимаешься?

— Вот не поверишь. Рыбу чищу. Лёша привёз. Её тут полванны. Я вся в чешуе и ещё в какой-то гадости. И воняю как, стыдно признаться, кто.

— Задавать вопрос, рядом ли с тобой Лиля, я думаю, не стоит.

— Она дома, наверное, — отвечает уже не так эмоционально.

— У неё всё нормально?

— А почему ты спрашиваешь?

— Как тебе сказать. Со мной не общаются со вчерашнего вечера. Хотел бы понять, почему.

Тишина. Глубокий вдох и слегка неожиданный ответ:

— Тём, разбирайтесь сами.

Ясно. Знаешь, в чём причина, но не скажешь.

Сворачиваю не принёсший мне результатов разговор с Диной. Сразу возникает мысль заскочить без приглашения в гости к Гордеевой и понять, с чем же мы с