Читать книгу - "Время Мечтаний - Барбара Вуд"

Сара знала, какую из комнат в пансионе снимает Филип Макнил, и теперь, затаившись у задней двери, она прислушивалась к голосам на кухне и поглядывала на его окно все с возрастающей тревогой. Она молила Бога, чтобы ей не опоздать. Дождавшись наконец, когда прислуживающие на кухне девушки ушли, нагруженные подносами с чаем и гренками, Сара проскользнула в дом. Она прокралась через прихожую и взбежала по лестнице наверх, беззвучно касаясь ступеней босыми ногами. Она подошла к комнате Филипа, дверь в нее оставалась открытой. Заглянув в комнату, она увидела пустой платяной шкаф, стол с чертежами и чертежными принадлежностями, кровать со смятыми простынями. Филип доставал вещи из ящиков комода и складывал в чемодан.

– Сара! – от удивления брови у него полезли вверх. – Какая приятная неожиданность. – Он выглянул в коридор. – Так ты одна? – удивился он еще больше.

Она промолчала.

– Но как же ты сюда добралась? – стал расспрашивать ее Филип. – Неужели пришла одна пешком из самой «Меринды»?

– Да.

– Зачем?

– Сказать до свидания, – помедлив, объяснила она.

– И ты прошла столько миль, да еще босая, только затем, чтобы сказать до свидания? – Сара молча потупилась, уставившись на покрытые пылью босые ноги.

– Знаешь, Сара, – заговорил он, возвращаясь к комоду, – за все то время, что я тебя знаю – сколько это уже? Полгода? Так вот, за все это время я не слышал, чтобы ты много говорила. Наверное, тебе сказали, что я уезжаю. Мистер Уэстбрук не имеет сейчас возможности продолжить строительство, кроме того, брат сообщил мне из Америки, что моя мать больна, поэтому я решил, что сейчас для меня самое время съездить домой. – Он поднял на нее глаза. – Я буду скучать по тебе.

Глядя на темнокожую девушку, стоявшую на пороге, он отметил, что она перевязала лентой собранные сзади волосы, чего раньше не делала. Думал он о том, как каждое утро, приезжая с рабочими к реке, встречал ее там. Едва заметная, бродила она поблизости среди эвкалиптов-призраков, наблюдая за его работой до самого заката, когда он собирал инструменты и уезжал.

– Мне жаль, – сказала она.

Он посмотрел на нее вопросительно.

– Жаль, что болеет ваша мама.

– Спасибо за сочувствие. А где твои родители, Сара? – спросил он, складывая рубашку, чтобы уложить ее в чемодан. – Ты никогда не говорила о них.

Она нерешительно топталась в дверях, словно боялась переступить порог.

– Ты знала своих родителей? – снова спросил он.

– Мой отец был белым, – тихо ответила Сара. – У него была ферма. Говорили, что ему нужна была женщина.

Как рассказывали, он тайком увез мать из ее лагеря и держал у себя на ферме, а потом отпустил.

Негромкий голос Сары плавно вписывался в утреннюю тишину. Филип замер с наполовину сложенной рубашкой в руках.

– Мать вернулась к своим, – продолжала рассказ Сара. – Но род сказал, что на ней табу. Они заставили ее уйти из лагеря. Она пришла в миссию. Там я и родилась.

– А что стало с ней после?

– Она ушла бродить и не вернулась.

Он пристально посмотрел на нее, затем бросил рубашку на постель и сказал:

– Пойдем, я отвезу тебя домой.

Они пошли в конюшню, где стояла уже оседланная лошадь. Макнил сел в седло и подал руку Саре. Она стояла в нерешительности.

– Ты никогда не ездила верхом? – догадался Филип. Она покачала головой.

– Ну, ничего, думаю, все будет в порядке, – улыбнулся он. – Поставь свою ногу на мою в стремени. Вот так, – он помог ей забраться на лошадь. – А теперь обхвати меня за талию.

Они ехали вместе солнечным утром мимо зеленых пастбищ, где белели стада, похожие на пушистые облака. Закрыв глаза, она прижалась лицом к его спине и чувствовала, как пронизывает ее волосы ветер, как бьется сердце Филипа у нее под рукой. Скоро они уже скакали галопом. Сара откинула назад голову, ощущая под собой силу несущей ее лошади. Она покрепче уцепилась за Филипа, ей хотелось ехать с ним, не останавливаясь и не оглядываясь, до самого горизонта и даже дальше. Но пути их пришел конец, и они приехали во двор «Меринды». Филип спустился на землю первый и помог сойти с лошади Саре.

– Я хочу подарить тебе его, – сказал он, снимая с руки серебряный браслет с бирюзой. – Возьми на память обо мне.

– А когда ты вернешься, Филип Макнил? – спросила Сара, глядя на браслет.

Он устремил на нее удивленный взгляд еще ни разу она не называла его по имени.

– Может быть, месяцев через шесть, – ответил он. – Через год, самое большее. Но я вернусь обязательно. К моему возвращению ты станешь взрослой, и толпы молодых людей будут добиваться твоего внимания. У тебя и времени не останется для такого старика, как я.

Филип привлек ее к себе и обнял.

– Храни тебя Господь, Сара, – сказал он и поцеловал ее в лоб.

Ей вспоминалась их первая встреча у реки, его рассказы о народе за океаном, также живущем родами и произошедшем от тотемных предков, представился его смех, когда он рыл с рабочими канавы и заливал бетон, и как, сидя с ними на земле, он рассказывал о своих путешествиях по Америке. Она думала и о том, как ответственно относился он к строительству дома, сверяясь с чертежами, советуясь с Хью. Филип тщательно изучал каждый дюйм грунта, и если ему казалось, что работа сделана не так, как следует, он заставлял рабочих исправить все, никогда не ругая их. Нередко его взгляд задерживался на Саре, и время от времени она ловила его улыбку, наблюдая за ним из-за деревьев.

Когда Филип скрылся из глаз, пятнадцатилетняя Сара Кинг точно знала, что ей следует делать.

У Джоанны возникло новое ощущение. Оно не оставляло ее на протяжении всего дня, мешая сосредоточиться на своей работе у реки, где она рассаживала имбирь. На это занятие у нее ушел весь день. Она разрезала корни свежего имбиря на кусочки и сажала во влажную землю. Имбирь следовало сажать весной, и следующей осенью, после того как опадут листья, можно было снимать урожай. Для посадки годились только очень молодые корни, особенно бледно-зеленого цвета, с глазками как у картофеля. Так как каждый кусочек должен был иметь не менее трех глазков, нарезка и посадка корней требовала особого внимания. Джоанна пыталась сосредоточиться, но давалось ей это с трудом. Мысли и чувства ее находились в смятении. Радость смешивалась в ее душе с тревогой.