Читать книгу - "Влюбленный Дракула - Карин Эссекс"

19 октября 1890.

На следующий день Джон Сивард, как видно, испугавшись, что опыт общения с Вивьен оказался для меня слишком тягостным, пригласил меня в свой кабинет. У меня не было ни малейшего желания с ним встречаться, но отказаться от приглашения я тоже не могла. Джонатан уверял, что гипнотические сеансы фон Хельсингера идут ему на пользу, и мне вовсе не хотелось прерывать успешно начатое лечение. К тому же я до сих пор не узнала, что произошло с Люси. Следовательно, мне оставалось лишь продолжать игру в кошки-мышки, которую я затеяла с Сивардом, и при этом давать мягкий, но решительный отпор всем его попыткам меня соблазнить.

Когда я вошла в кабинет, доктор скользнул глазами по моей фигуре, несомненно отметив про себя все ее достоинства, и заглянул мне в глаза. Во взгляде его, по обыкновению, светилась озабоченность.

— Прошу вас, расскажите, что произошло вчера, — произнес он.

Я во всех подробностях передала ему свой разговор с Вивьен. Сивард выслушал меня, ни разу не перебив.

— Я не понял лишь одного, Мина, — почему этот случай так вас расстроил, — сказал он, когда я закончила.

Я ни словом не обмолвилась о том, что расстроена. Но, вероятно, Сивард сделал такой вывод, основываясь на моем поведении и тоне.

— Не забывайте о том, что я доктор, Мина, — заметил он, встретив мой удивленный взгляд. — Доктор и ваш преданный друг. Надеюсь, вы понимаете, что можете быть со мной абсолютно откровенны.

Забота и сочувствие, светившиеся в глазах Сиварда, были так неподдельны, что я, неожиданно для самой себя, рассказала ему кое-что о своей жизни — о разговорах с невидимыми собеседниками, которым я предавалась в детстве, о голосах, которые меня преследовали, и, разумеется, о том, что мои многочисленные странности огорчали моих родителей.

— Мне до сих пор снятся удивительные сны, Джон, — призналась я. — В этих снах я порой превращаюсь в диковинное животное. Иногда во сне я встаю с постели и даже выхожу из дома. А после, проснувшись, предаюсь самым необузданным фантазиям, в которых оживают образы из моих снов. Иногда мне кажется, что меня преследуют. Теперь вы понимаете, у меня есть основания опасаться за собственное душевное здоровье. После встречи с Вивьен мне не дает покоя одна мысль: что, если в старости меня тоже ожидает безумие?

Сивард слушал меня с чрезвычайным вниманием. Когда я поделилась с ним своими опасениями, он расплылся в улыбке, словно снисходительный отец, которому маленькая дочь призналась в какой-то невинной шалости.

— Моя дорогая Мина, вы слишком впечатлительны! А ведь я предупреждал, что близкое знакомство с нашими пациентами может вывести вас из душевного равновесия!

— Я всего лишь хотела помочь этим людям, — не моргнув глазом, солгала я. Не признаваться же было в том, что желание узнать правду о смерти Люси было для меня важнее собственного душевного равновесия.

— Уверяю, мысль о том, что у вас есть хоть что-то общее с Вивьен, не имеет под собой никаких оснований, — воскликнул Сивард. — Все ваши опасения напрасны. Вивьен страдает от недуга, обычно называемого эротоманией. Как правило, подобное состояние развивается у женщин, сосредоточивших все свои душевные силы на стремлении принадлежать мужчине. В поврежденном сознании Вивьен этот мужчина предстает в образе некоего сказочного принца или же древнего рыцаря.

Сивард улыбнулся, ожидая от меня ответной улыбки, но я лишь молча посмотрела на него, ожидая продолжения рассказа.

— Как правило, эротоманка чрезвычайно настойчиво домогается ответного чувства, и в результате объект ее страсти отвергает ее притязания в довольно резкой форме. Исходом подобной ситуации обычно является нимфомания — заболевание, которым страдают женщины, одержимые избыточными сексуальными желаниями. Нимфомания — это одна из разновидностей истерии, причем разновидность, плохо поддающаяся лечению. Теперь вы видите, что природа этого недуга не имеет ничего общего с вашими невинными детскими фантазиями.

Я молча кивнула. Признаваться в том, что некоторые мои сны отнюдь не были невинны, вряд ли было разумно.

— Родные Вивьен привезли ее в клинику, потому что она пыталась соблазнить всех мужчин, появлявшихся в поле ее зрения, и стала для своей семьи источником постоянного стыда и позора. В конце концов ее сексуальная необузданность привела к появлению на свет внебрачного ребенка. Пытаясь найти себе оправдание, Вивьен заявила, что отец ребенка — представитель мира духов.

— Надо отдать ей должное, у нее богатое воображение, — заметила я.

— Богатое воображение свойственно почти всем больным, страдающим истерией, — сказал доктор. — Захватывающим романтическим историям, которые они измышляют, позавидовал бы любой писатель. Вивьен не является исключением. Кстати, это имя она себе придумала сама. Ее настоящее имя — Уинифрид. Но стоит ей его услышать, она впадает в ярость.

Сивард встал, открыл высокий шкаф, извлек оттуда медицинскую карту и прочел:

— Уинифрид Коллинз. Год рождения — 1818.

Показав мне запись, он вернул тетрадь в шкаф.

— Имя Вивьен она позаимствовала у некоей легендарной колдуньи, по преданию, соблазнившей волшебника Мерлина, — с грустной улыбкой сообщил Сивард. — История, спору нет, увлекательная. Но за время работы в клинике подобные волшебные сказки успели набить мне оскомину.

— Бедная старушка, — пробормотала я.

— На самом деле Вивьен повезло, — покачал головой Сивард. — Ее родственники выделили деньги на ее содержание в клинике. В отличие от множества девушек, оказавшихся выброшенными на улицу с ребенком на руках, ей не пришлось самой зарабатывать себе на пропитание.

— Мне очень жаль, что наш разговор спровоцировал у нее очередной приступ истерии, — вздохнула я.

— Вам не в чем себя обвинять. Нимфоманкам необходимо время от времени давать выход своим страстям. Я знавал одну девушку, которая позволяла крысам кусать себя за пальцы, воображая, что любовник покрывает их поцелуями. Некоторые из них намеренно причиняют себе боль, царапают собственные тела до крови и при этом заявляют, что ничего не чувствуют. Полагаю, таким образом они наказывают сами себя за недостойное поведение.