Читать книгу - "Яд вожделения - Елена Арсеньева"

Поэтому она просто стала – руки в боки, следяным видом – и принялась ждать, пока преступные любовники не соизволятобратить на нее внимание.

Разумеется, первой заприметила Алену Катюшка,и на личике ее появилась сердитая гримаска. Она даже брови люто свела,искривила рот, глаза ее метнули искры… Алена чуть заметно развела руками,показывая, что и рада бы надеть этакую устрашающую личину, да ей невмочь.Катюшка разочарованно закатила глаза, показывая, что придется исходить из того,что есть, – и взвизгнула так, что Фриц, вроде бы даже вздремнувший на лонеосажденной крепости, подскочил на четвереньки и уставился на Алену с дикимвидом. Пожалуй, такой вид имели бы какие-нибудь осаждающие, если бы, к примеру,их собственные пушки вдруг повернулись и принялись бить по своим, а мертвыеожили – и тоже вступили в бой против победителей. Похоже было, что с появлениемКатюшхен Фриц начисто забыл о существовании какой-то там Ленхен и сейчас ощущалсебя поистине низвергнутым с небес на землю.

Путаясь в ботфортах, он выудил откуда-то из-подразвалин крепости свои смятые кюлоты и, сочтя, видимо, что одеваться – этослишком долго, обернулся ими вокруг чресел, для надежности завязав штаниныузлом. После этого он выпрямился и беспомощно уставился на Алену.

И опять она с превеликим трудом смогласдержать смех. Таким ей ни разу не приходилось видеть своего недолгого инемилого любовника! Никакие неловкость, конфузливость, стыд, растерянность немогли скрыть выражения счастья, против воли так и вспыхивающего на его лице.Этим счастьем лучились его водянистые глаза, встопорщенные белобрысые волосы,круто вырубленные черты, тонкогубый рот. Об этом счастье кричало все его тело,и Алена впервые за последние недели вздохнула с облегчением. Совесть непереставала мучить ее с той самой минуты, как она вновь пошла на поводу уКатюшки и согласилась участвовать в комедии, где Фрицу опять-таки досталасьроль полного идиота. И вот оказалось, что никакой другой участи доблестныйпредставитель рода фон Принцев себе и не желал!

Ну и слава богу. Стало быть, все ко благу.Теперь Аленино дело – как-нибудь уж довести до конца ее собственную роль, апотом позаботиться, чтобы у Катюшки было впрок достаточно хитрых зелий,превращающих сонного мерина Фрица в племенного жеребца. Надо надеяться, вСаксонию-то бухарцы не привозят дыни?

О господи, что-то она отвлеклась. Надонадеяться, Фриц прочтет на ее лице что угодно, кроме огромного облегчения!Алена быстро прикрыла глаза руками и, кажется, вовремя, потому что Фриц тотчасжалобно проблеял:

– Не плачить, Ленхен… Ах, мой милыйЛенхен!

Черт бы побрал эту немецкую чувствительность!Ей-богу, он сейчас кинется ее утешать, осушать ей слезы! А их и в помине нет.

Алена сделала вид, будто вытирает глаза, ивоззрилась на Фрица со всей возможной злобою:

– Что здесь происходит?!

– Это… ну… – Фриц растеряннопохлопал глазами, потом с детской радостью подхватил с пола пушечку и сунулАлене:

– Пуф-пуф-ф! Schlacht! Бритьва… о, nicht,бить-ва! Батали-я!

– Баталия?! И что? Сверчок тмутараканпобедил?

– Таракан? – в ужасе глянул на полФриц, отличавшийся необыкновенным, почти женским страхом перед всякимтараканом, особенно перед тем, коего зовут прусаком. Может быть, пруссаки биликогда-нибудь саксонцев?

Так. Если Фриц начнет гоняться за тараканамиили вдаваться в тонкости русской пословицы, где единственное насекомое – этосверчок, дело можно считать пропащим! Это затянется надолго…

Повинуясь нетерпеливому Катюшкину взору, Аленаторопливо напялила маску язвительности:

– Что, сударь, на вашем насесте теперьсидит новая голубка?

Фриц мгновенно забыл о тараканах и всецелозадумался о птицах. Он люто покраснел, шмыгнул глазами вниз, к упомянутомунасесту, который все еще не утихомирился и весьма выразительно приподнималнабедренную повязку, вовсе потерялся от этого зрелища и попытался оправдаться:

– Почему новый? Нет, голубка старый!

Наконец-то Алена смогла законным образомзахохотать! Катюшку ощутимо перекосило, и она бросила на своего любовника такойвзгляд, что, встреться он с нею глазами, мгновенно прозрел бы истину даже привсей своей несомненной тупости. Впрочем, Катюшка обладала умением мастерскисмахивать со своего подола всякий ненужный мусор. И хотя на ней не было сейчасдаже подобия подола, а весь наряд представлял собой одно сплошное декольте, онасумела «стряхнуть» обмолвку Фрица, будто незначительную соринку, и воинственновзглянула на Алену:

– А ты что тут разоряешься? Саму-то тебяя за чем застукала? Не припоминаешь?

– Ну и что? – передернула плечамиАлена. – Я только подобрала то, что плохо лежит!

– Оно и при тебе плохо лежало, – не осталасьв долгу Катюшка. – А правильнее сказать – висело. При мне же – стоит!

– Стало быть, господина фон Штаубе –побоку? – ехидно осведомилась Алена.

– Да! Я его бросила ради Фрица! –гордо заявила Катюшка, ничем не рискуя: Людвиг фон Штаубе позавчера отъехалвместе с Демидовым на Урал в полной уверенности, что его ненаглядная черездень-другой отправится следом с обозом и под охраною.

У Фрица от благодарности увлажнились глаза, аАлена развела руками:

– Ну, знаешь! На тебя не угодишь!

– И бог на всякого не угодит, – неполезла за словом в карман Катюшка… да и лезть, по правде сказать, было некуда!

Алена заломила руки, как бы в отчаянии. Она ив самом деле отчаянно придумывала, что бы такое сказать еще. Самое лучшее,конечно, вздохнуть с облегчением: «Делайте что хотите и будьте… счастливы!» Нотолько представить, каким это будет ударом для Фрица! Оставить его в образепреступного изменника? Лишить возможности поугрызаться совестью, проявитьистинно рыцарское великодушие? Нет, они с Катюшкою и так слишком жестоко с нимобошлись! Придется еще поиграть.

– Ах, Фрицци! – всхлипнула Алена,надежно загородив ладонями сухое лицо. – Я не смогла дать вам счастья!

– Ах, Ленхен!

Мгновение – и Фриц был подле нее, упал наколени, и его бледные глаза оказались щедро разбавлены слезами.

– Я во всем виновать сам! Мне неследовать тебя соблазнять… в постелю завлекать!

Да, вот это настоящий рыцарь! Еще вопрос, ктокого соблазнял и завлекал!

– Это был мой Fehler… gross Fehler![108] Я был преступатник… преступальник… о, людоедь!