Читать книгу - "Северное буги - Яков Пушкарев"

По радио Марина Дороган — местный диджей «Европы Плюс» — своим пряничным голосом издевательски рассуждала о пользе утренних обливаний, а потом, после рекламы, заявила свое вечное «доброе-доброе утро всем, кто уже проснулся и включил свои радиоприемники». Когда я открыл глаза, мы уже были за городом, проезжали Мылки — замерзшие озерца, тальник в зыбучем снегу, кубические километры морозного воздуха.

— Вот-вот он, родимый! — весело сказал водитель. Впереди показался мой автобус.

Когда мы его нагнали, таксист языком фар попросил водителя остановиться. Автомобиль и автобус встали у обочины трассы, я расплатился, поблагодарил таксиста, залез в автобус и предъявил билет. Пассажиры смотрели на меня с интересом. Когда автобус тронулся, я пробрался к своему месту, оно было у окна. Мне пришлось быть осторожным, чтобы не задеть спящую рядом женщину. Теперь я тоже мог спокойно поспать шесть часов. Признаюсь, мне нравится ездить бизнес-классом. Всего на сотню дороже, но зато широкие удобные кресла, спинки которых могут опускаться чуть ли не горизонтально, полноценные подлокотники (а не один на двоих), тепло, народу поменьше. Задернув штору, я помолился перед сном, но, пролежав какое-то время, понял, что не усну, и решил думать о чем-нибудь отвлеченном.

Я думал о том, что если смотреть схематично, трасса Комсомольск — Хабаровск соединяет один электротепловой комочек в теле тайги с другим и четыреста пятьдесят километров вообще даже не расстояние. Вместе с тем выбраться из Комсомольска и добраться до Хабаровска — довольно значимое событие в жизни комсомольчанина. Комсомольск — город-труженик, сад камней и заводов, спальных районов, техникумов и тюрем. Хабаровск — парк развлечений, красивой тротуарной плитки, бутиков, фонтанов, цирков и вузов. Относительная близость городов может даже настроить на понимание их в категориях «инь и ян», «Эрос и Танатос» и т. п. Забавно, что некоторые мыслят их в категориях: «Петербург — Москва». С их точки зрения, это сравнение возможно в соотношениях архитектуры, криминализации, миграции и прочего. Разумеется, эта точка зрения имеет право на существование, однако здесь не следует забывать, что в Хабаровске нет кремля, а в Комсомольске и его предместьях Петропавловских крепостей хоть пруд пруди. Потом мои мысли закрутились вокруг Аниного гадания. Я все думал о «забубенной» встрече. Ведь если допустить возможность довольно точного предугадывания событий, то вся картина мира представляет собой нечто совершенно предрешенное.

Конечно, об этом ломало свои буйные и даже светлые головы невероятное количество народу, и ведь каждый вполне ощущал, что он свободен. Ведь нет никакой видимой силы, которая заставила бы меня, ну, например, не выходить из автобуса на Лидоге или Маяке или, еще радикальней, прямо сейчас подняться, взять свои вещи и попросить водителя высадить меня. Ведь это реально. Но вот ведь в чем штука, я ведь прекрасно знаю, что за пределами автобуса вражеская территория — там минус 30 по Цельсию и 25–30 километров от города, по откосам пути глубина снега до двух метров, если я пойду пешком, то вряд ли доберусь хотя бы до середины стратегического моста через Амур, уж слишком я легко одет для таких прогулок. В конце концов мое примерзшее к мосту тело будет напоминать ту редкую птицу, с тем же упреком-вопросом в сухих глазах. Но и оставаться в автобусе шесть часов кряду, обречь себя на бессмысленное заточение и тоскливое голодание — выглядит как-то по-детски. Вот так обстоят у нас дела со свободой. И тем не менее я ведь чувствую в себе это «могу». Думаю, все, кто размышлял об этом, упирались в похожий тупик. Сколько же народу спятило, пытаясь решить этот вопрос. Возможно, именно невероятная тяжесть предопределенности, невыносимость древней как мир мысли, что ты и весь мир в целом пляшете под одну и ту же дудку, какое-то разухабистое танго, а лучше сказать — буги-вуги, и твоя внутренняя, эгоистичная борьба собственных добра и зла лишена даже отдельного па импровизации, все это и возводит гадание в статус бреда. И как только сформировалась в моей голове эта безбрежно распластавшаяся мысль, я понял, что меня поглощает очередной сон…

Автобус проснулся на Лидоге, было уже светло. Остановку объявили на двадцать минут, и пассажиры, тихо переговариваясь, побрели пить кофе. Моя попутчица, подобрав полы стриженой бобровой шубы, спустилась на снег последней. Она была молодой, элегантной женщиной, яркий зимний свет слепил ей глаза.

Предвкушая предсказанную мне встречу, я быстро пошел в таверну. Заглядывая в чужие тарелки, я отстоял в очереди, все-таки рискнул заказать котлет. Купил пиво. Пассажиры автобуса были солидными людьми — завтракали плотно. Водитель нашего автобуса ел без хлеба. Я слышал, что водителей автобусов, которые останавливались в этом месте, кормят даром. Видимо, поэтому шницели в его тарелке были залиты гуляшом.

Я подсел за угловой столик к молодой паре, которая ехала на местах передо мной. Здесь же сидела мая попутчица. Парень с девушкой говорили о пустяках, иногда чмокались в губы, ели салатики и гречневую кашу. Их кофе остывал. Попутчица, смотря на них, улыбалась глазами. Она пила зеленый чай. Надо признаться, эта женщина произвела на меня довольно странное впечатление. Одета чуть броско (на руках было много серебра), лицо славянское, открытое, волосы натурального русого цвета, однако же в ней чувствовалось нечто мифическое. Взглядом и пластикой движений она была похожа на женщин-эльфов из фильма «Властелин колец». Уж не с ней ли я должен встретиться, если верить гаданию? Женщина выпила свой чай и поднялась, чтобы выйти из-за стола. Видимо, заметив мое осторожное внимание, она поправила рукой волосы. Тихонько звякнули браслеты. Женщина обогнула стол и вышла. Смотреть ей вслед я не стал.

Во время пути тоже ничего не произошло. Нам включили фильм «Доказательство жизни», а потом какой-то трогательный французский, который подействовал на меня освежающе, но в сюжете которого я так и не разобрался. На середине фильма моя соседка попросила остановить автобус, достала сверху отороченную бобром сумку и вышла. Никаких указателей или знаков километража я не заметил. Она пошла по еле угадываемой тропинке в сторону высоких елей. Я тут же решил, что, скорее всего, где-то там есть деревня староверов или что-то в этом духе.

Остаток пути мы проехали без происшествий. Наконец стали попадаться сельские домики, коттеджи, потом воинские части, и вот здесь уже запиликали мобильные, все стали сообщать о своем приезде. Вскоре мы плавно катили по Хабаровску. Я набрал номер Краснова. Он ответил, что уже пять минут как на вокзале.

На предпоследней остановке нас встречал розовый и румяный высокий терем железнодорожного вокзала и памятник казаку Ерофею Хабарову (огромный бронзовый бородатый мужик в кольчуге, бесформенной папахе и в шубе на одном плече). Часы на фасаде вокзала показывали три часа пополудни. Выпрыгнув из автобуса, я тут же увидел холеную физиономию Краснова.