Читать книгу - "Женщина-зима - Алина Знаменская"

Направилась в дом, отец вышел из сарая следом за ней.

— Любава приезжала, — моя руки под рукомойником, бросил отец. — Что ж не зашла?

— Что ты обедал, пап?

— Щи вчерашние оставались. Винегрет настругал. Будешь?

— Спасибо, пап, не хочу.

— Так что у Любавы? Не все в порядке, что ль? Чего молчишь-то? Или с Танюшкой не так?

— С Танюшкой все в порядке.

— Да говори уж, что там. Все равно ведь узнаю. Не свои, так чужие скажут. Ну?

— Семен у нее загулял. Ушел к Сизовой, их продавщице.

— Эх! — Отец крякнул, взмахнул рукой, с горечью головой покачал. Он ничего не скажет, но теперь будет думать о старшей дочери, переживать.

На кухне отец загремел посудой. Полина выложила на стол гостинцы — пачку чая, лимон, печенье.

— Как Любава? — после паузы спросил он.

— Держится. Любава у нас молодец, ты же знаешь.

— И пусть не киснет! Подумаешь… Павлин! Если что, пусть скажет, я помогу…

Отец хорохорился. Полина копошилась в кухне, искоса наблюдая за отцом. В мыслях он бы — весь мир дочкам. А что он может? Да и кто может?

— Пап, — остановила его Полина, ругая себя за то, что так, без подготовки, вывалила на него эту новость. — Ты, главное, живи, пап. Ты не болей… — И почувствовала, что дрожит голос.

— А чё мне сделается? У меня режим, — стал заверять отец. — Я утром работаю — то в мастерской, то за скотиной, то снег чищу. А как же! А после обеда отдыхаю час. Это мне отдай! Потом — опять на воздухе. Ты за меня не переживай, дочка. Я еще побегаю…

Во дворе залаял Полкан, но не слишком уверенно, больше для порядка. Затопали чьи-то валенки на крыльце.

— Михалыч! Ты дома?

Соседка распахнула дверь, ввалилась в кухню — запыхавшаяся, как с пожара, валенки на босу ногу, голова без платка.

— Что стряслось, теть Нюр? — спросила Полина, хотя и так поняла: дядя Саня снова буянит.

— Михалыч! Ради Бога, пойдем к нам! Не знаю, что со своим делать.

— А что такое?

— Так ведь полон дом оленей у нас! Полон дом оленей, Михалыч!

— Оленей?

— Нуда! Неси, говорит, Нюра, ружье, оленей будем стрелять. У них, говорит, рога дорогие. И выгоняет их из избы-то, а они будто и не идут!

— Ты сядь, теть Нюр. — Полина подставила соседке табуретку. — Что он пил?

— Да я разве ж услежу? — горестно всплеснула руками соседка. — Может, самогон, а может, денатурку какую… Пойдем, Михалыч?

— Нет, Нюр. Я с оленями дела не имел никогда. С чертями — еще куда ни шло, а с оленями…

— Пап!

— Иду, иду…

Пришлось позвать еще двоих мужиков. Дядя Саня в одних трусах скакал по избе и отмахивался от «оленей».

— Дайте ружье, мужики! — умолял он, пока его пытались связать.

Потом, когда все же удалось прикрутить его ремнями к койке, он не унимался и молил выгнать из избы оленей. Плакал и повторял:

— Михалыч! Возьми у моей бабы ружье, убей хоть одного! Рога-то какие! А остальных выгони! Не хочу я, чтобы они тут… Кыш! Пшли отседова!

Мужики ушли, а Петр Михайлович остался. Он сделал все, как просил сосед, — ружье ему Нюра вынесла, — и охоту они изображали вполне натурально. Полинин отец «отстреливал» оленей, а Нюра выгоняла их веником. Успокоенный Саня затих, уснул, и под утро его развязали. Справиться с Саниной белой горячкой мог только сосед Михалыч, поскольку сам неоднократно попадал в ее ледяные лапы. И, как думалось Полине, однажды, во время приступа «белой», в ее немыслимом бреду, отец увидел что-то такое, что сильно его напугало. И он завязал резко и бесповоротно.

Вернувшись домой, Полина стала собираться в клуб. Она отметила, что и этот день был похож на сотни других, ничего в нем не случилось особенного. Был он длинным и неспешным, как длинна и неспешна сама зима в Завидове. Но с чего это ее сегодня все время тянуло на воспоминания и отчего сердце весь день как-то беспокойно вздрагивало, словно в предчувствии? И вдруг зрение подбросило ей разгадку. В окно увидела она навес над крыльцом и длинный ряд появившихся за день сосулек. Это весна передавала ей привет. Полина, не имея никакой особой на то причины, все же обрадовалась обычной смене времен.