Читать книгу - "Лесная нимфа - Тамара Пилипцева"

Начиная с момента рождения,

Словно мягкая глина,

подвержено все изменениям.

Цао Цао. «Распадается наисовершенное»

Захватив нож для срезки растений, Вера пошла к озеру. По сторонам дороги заняли свое законное мести подорожник, бессмертник, пижма. Вносили разнообразие в цветовую гамму колокольчики, ромашки, клевер.

Лес обнимал озеро с трех сторон, со стороны села спуск был пологим, изрезанным тропинками. Озеро было гладким и спокойным. Только всплески рыбы образовывали круги, да птицы пикировали к самой воде в надежде выхватить добычу.

Она пошла на гору с левой стороны озера. К ней вела еле заметная тропинка. Создавалось впечатление, что здесь ходили редко. Кроны деревьев так плотно сплелись над ней, что в некоторых местах солнце почти не проникало и оставляло лишь еле заметные блики. Идти по тропинке было трудно. Ветви кустарников цеплялись за одежду, царапали не защищенные одеждой участки тела. Она свернула с тропинки и стала карабкаться по валунам, используя их как ступеньки для продвижения вверх. Взобравшись выше, Вера оказалась на небольшой каменистой площадке. Со стороны села она была окружена кустарниками, а со стороны озера открыта, но спуститься, как и подняться, по ней было невозможно. В этом месте в горе имелось углубление.

Валуны плотно лежали друг к другу, нагретые солнцем. А между ними виднелись небольшие островки травы. Прислонились к камню кустики земляники. Тепло ей здесь, а ягоды никто не сорвал. Перезрели они на солнышке. Вера поднесла ко рту высохшие ягоды и почувствовала горьковатый вкус.

«Какое замечательное место, – подумала она, – ты всех видишь, а тебя никто». Она расстелила кофту и легла на спину, расположив голову в тени. Приятно было смотреть вверх на небо, на птиц, на дребезжание листьев при порывах ветра. Бабочка крапивница грациозно сделала над ней несколько кругов и улетела, махнув на прощание крыльями. От удовольствия Вера потянулась. Теплые валуны согревали тело. От этого наступило благодатное расслабление. Вера смотрела на проплывающие облака. Они такие разные, и столько в них лирики. Не случайно поэты не обходят стороной эту тему. Они и «белокрылые лошадки», и «вечные странники». Вот маленький косолапенький мишка с мячом играет, Бармалей кого-то тащит, огромный дракон выдыхает пламя, а вот маленький эльф на дудочке играет. Когда лежишь на спине, посещают только счастливые воспоминания. Куда-то ушла озабоченность, с которой девушка пришла сюда. Ей на смену пришла улыбка. Кажется, никакая сила не заставит ее встать и уйти с этого чудесного места. Закрыв глаза, слушала пение птиц, пытаясь распознать голоса, и незаметно… уснула.

Проснулась она от доносившегося со стороны отвесной скалы мужского голоса.

– Ты хорошо все осмотрел вокруг? – Мужской голос показался ей знакомым.

– Да я уже полчаса в засаде, – ответил, хихикая, другой мужской голос. – Ты зачем забил стрелку? Нам нельзя сейчас светиться вместе.

– Хотел увидеть тебя. Саквояж надежно спрятал? – С ужасом Вера узнала голос Молчуна. Она вжалась в камни, стараясь ничем не выдать своего присутствия.

– Надежно, надежно, у всех на виду. – Опять раздалось хихиканье.

– Может быть, прольешь свет? – Голос Молчуна звучал приглушенно.

– Придет время – и пролью, – опять раздался голос «весельчака».

– Не зарывайся, Пискун.

Наступила пауза.

– Что-то Хорька не вижу. Он что, на дно залег? – нарушил затянувшееся молчание обладатель неприятного голоса.

– Вот-вот, залег, – многозначительно ответил Молчун.

– Ты что, его пришил? – На этот раз в голосе Пискуна звучали совсем не смешливые нотки.

– Подумаешь. Разделим на двоих, – хладнокровно ответил Молчун.

– Да я сам тебя пришью. Мы с Игнатом тебя прошлый раз отмазали, всю вину на себя взяли. Пока ты тут вольным воздухом дышал, мы с ним срок мотали и баланду хлебали!

Девушка услышала звуки борьбы, скрежет какого-то острого предмета о камень. Шумное дыхание.

– Не дури, – Молчун старался говорить спокойно, – пошутил я. На время уехал, нечего нам вместе светиться.

– Если еще раз так пошутишь, прикончу!

– Успокойся, надо думать, кому цацки загнать, – уже миролюбиво заговорил Молчун.

– Есть вариант, надежный барыга[1].

Разговор Молчуна и Пискуна перешел на шепот. Как Вера ни старалась, больше она ничего не слышала.

– Расходимся, – через какое-то время объявил Молчун. – Уходи первым.

Раздались еле слышные шаги, и всё стихло. Девушка уже хотела встать, но уловила запах сигарет. «Молчун еще здесь», – поняла она, и ей стало по-настоящему страшно.

Но через какое-то время она услышала плевок и удаляющие шаги. Полежав минут двадцать, она встала и стала спускаться по валунам вниз на тропинку, по которой пришла.

Отыскав укромное местечко на берегу, она стала анализировать и оценивать увиденное и услышанное за последние два дня. С того самого момента, когда она ступила на гостеприимную паласельговскую землю. На которой, по выражению юной местной жительницы Анисьи, никогда ничего не сотрясается и которая отсюда представляется очень скучной.

Преступников трое. То, что речь идет о преступлении, у неё не возникало сомнений. Молчун, по-видимому, у них главарь. И тётя его охарактеризовала «темным человеком». Второй сообщник Пискун. Наверняка Молчун называл его по кличке. Судим. Именно он где-то спрятал украденные «цацки». Значит, речь идет о каких-то драгоценностях. Третий… А кто третий? Она задумалась. Хорек – Игнат. Они назвали его кличку и имя. Ну, кто это? Мужчина в черной куртке из ущелья или тот убитый? Не ясно. Значит, их четверо? Нет, из подслушанного разговора ясно, что их трое.