Читать книгу - "Возвращение в Прованс - Фиона Макинтош"

Перед смертью полковник попросил Люка отправить письмо в Швейцарию, Ильзе Фогель. После войны, в конце 1945 года, дождавшись ослабления цензуры, Люк запечатал окровавленное послание в чистый конверт, добавил от себя короткую записку на французском и наклеил британскую марку. Ответа от Ильзы он не получил.

Иногда Люк задумывался, вспоминает ли Лизетта своего немецкого возлюбленного. Чтобы отогнать от себя ревнивые мысли, он приходил к высокому обрыву, смотрел в морскую даль и давал себе слово непременно сдержать обещания… но не сейчас.

Люк встал, потянулся и облизал губы, соленые от влажного ветра. Солнце уже поднялось из-за горизонта, осветило вершину утеса и заброшенный маяк Бель-Ту – частые туманы и неудачное расположение делали его бесполезным для мореходов. Новый красно-белый маяк построили на островке в океане. Люк работал посменно еще с двумя смотрителями, обеспечивая бесперебойную подачу световых сигналов с интервалом в двадцать секунд. Свет маяка был виден за двадцать пять миль. Сегодня Люк заступил на очередную восьминедельную вахту и с большой неохотой расстался с Лизеттой и Гарри. Он и так пропустил много важных вех в развитии сына: его первую улыбку, первый зуб, первое слово. Лизетта утверждала, что мальчуган четко произнес «папа».

Больше всего Люку нравилась смена с полуночи до четырех утра, когда было темно, тихо и уединенно. На маяке пахло составом для чистки меди, керосином, смазочным маслом и краской. Три смотрителя жили в стесненных условиях, поэтому к ароматам химикатов добавлялся ядреный запах мужского пота. Смена пролетала незаметно: требовалось заводить часовой механизм, вращающий линзы, проверять состояние горелок и наличие топлива в баках, не давать огню погаснуть. Люк с радостью выполнял любую работу, а раз в три дня, когда ему полагался выходной, спускался с утеса и выходил на галечный пляж, где собирал красивые камешки для Гарри.

Если позволяло время, он переправлялся на лодке к берегу и взбегал по крутой тропинке к дому, где его встречали жена и сын, обрадованные неожиданным приездом. Люк сжимал Лизетту в объятиях, тискал и щекотал Гарри, рассказывал ему сказки. Они проводили вместе восемь часов, а потом Люк бегом мчался на пристань, чтобы вовремя вернуться на маяк.

Лизетте нравилось жить в Истбурне. Она перезнакомилась с соседями, обзавелась подругами, проявляла интерес к любительскому театру, но центром ее жизни оставались муж и сын.

Люк изо всех сил старался превозмочь ностальгию, выбраться из пропасти тоски по родине.

– Давай вернемся во Францию, – предложила однажды Лизетта. – Может, там тебе станет легче.

– Нет, – ответил он. – Гарри привык к Англии.

– Ничего страшного, дети легко адаптируются. Он и так наполовину француз.

– И немец, – резко напомнил Люк.

– Прекрати! – сказала Лизетта, укоризненно глядя на мужа.

Он сокрушенно кивнул, не в силах сдержать обуревающие его чувства.

– Послушай, сейчас есть хорошие психологи, – начала Лизетта. – Тебе не помешает совет специалиста…

– У меня с головой все в порядке, посторонним там делать нечего.

– Согласна, – кивнула Лизетта. – Но тебе же плохо!

– А кому сейчас хорошо? – огрызнулся Люк. – Вой на только что окончилась, столько горя…

– Видишь ли, все стараются с оптимизмом смотреть в будущее, а ты как будто упиваешься своими несчастьями.

– По-твоему, я упиваюсь?

– С утра до вечера, – печально, с укоризной улыбнулась Лизетта. – И с вечера до утра. Ты запрещаешь себе радоваться жизни.

«Запрещаю себе радоваться жизни…» – повторил Люк про себя и внезапно понял, что жена права. Его тоска, его невыполненные обещания тяжким гнетом давили на близких ему людей. Так дальше жить нельзя. Гарри растет, ему нужен отцовский пример. Что ж, переживания переживаниями, но надо что-то предпринять. Люк еще раз взглянул на солнце, встающее над морем. Вдали, у края утеса, на фоне безбрежного водного простора, виднелся чей-то силуэт. Незнакомый мужчина, без пальто и без шарфа, склонился над обрывом, словно высматривая что-то на берегу. Зачем он холодным апрельским утром отправился на прогулку так легко одетым?

«Замерзнет до смерти», – подумал Люк и неожиданно сообразил, что незнакомец и впрямь собирается прыгнуть с обрыва. Люк резко свистнул, стараясь привлечь внимание мужчины, замахал руками и со всех ног бросился ему наперерез. Психологи вряд ли одобрили бы его поступок, но Люк слишком часто боролся с желанием покончить с жизнью и догадывался, что сейчас происходило в душе неизвестного.

– Не подходи! – крикнул незнакомец.

– Погоди! – воскликнул Люк, остановился в нескольких шагах от края обрыва, согнулся пополам и тяжело задышал, словно обессилев. На самом деле он старался выиграть время и украдкой рассматривал неизвестного: невысокий, лет тридцати, смуглолицый, с аккуратной короткой стрижкой, в отглаженной белой рубашке и с тщательно повязанным галстуком. На земле неподалеку валялась трость. В глазах мужчины стояли слезы, кончик носа покраснел от холода.

– Оставь меня в покое! – сказал незнакомец.

– Меня зовут Люк.

– Ну и что?

– А тебя как?

– Не скажу.

– Это ты зря. Тебе не помешает представиться.

– Это еще зачем?

– Чтобы я мог назвать твое имя полицейским, когда они приедут выяснять, чьи мозги размазаны внизу по скалам.

– Заткнись! – испуганно воскликнул незнакомец.

Люк скорчил презрительную гримасу и замахал руками, осторожно приближаясь к мужчине.

– Ну, попробуй меня заткнуть! – предложил он.

– Тебя заткнешь, ты вон какой здоровый.

– А ты еще и калека, – заметил Люк, кивая на трость.

– Сволочь! – выкрикнул мужчина.

– Ага, сволочь. Французская сволочь, если на то пошло, – издевательски уточнил Люк.

– Я так и знал, что ты иностранец.

– Неужели? А что, англичанин бы прошел мимо? Из вежливости?

– Да!

– Ошибаешься, не из вежливости, а потому, что струсил бы и решил не вмешиваться. Все вы трусы, – язвительно произнес Люк и незаметно сделал еще один шаг к мужчине.

– Трусы, говоришь? – разгневанно переспросил незнакомец. – Мы фашистам ключи от Лондона не вручали.

Это вы, лягушатники, с распахнутыми объятьями встретили Гитлера, а потом сидели и ждали, пока англичане вас спасут.

Люк, не обращая внимания на оскорбление, внезапно опустился на землю, будто в изнеможении. Он вздохнул и полез в карман за сигаретами. Сам он не курил, но, на всякий случай, носил пачку с собой – так было легче общаться.

– Закурим?

Незнакомец неуверенно кивнул. Люк бросил ему пачку и коробок спичек, одновременно придвинувшись чуть поближе. Мужчина медленно затянулся, дрожа от холода, и произнес: