Читать книгу - "Куколка для Немезиды - Наталия Миронина"

– Почему ты замуж не выходишь?! Время свое прогуляешь! И что делать потом будешь? Да ты и не гуляешь? Неужели никто не ухаживает? – Александрой Тихоновной двигало участие со стариковским любопытством вместе.

Вера долго отмалчивалась, а потом поведала о своей любви, безответной, которая в один миг стала «ответной». Эту историю Александра Тихоновна обожала и, задавая одни и те же вопросы, заставляла Веру пересказывать все заново. Она и сама с удовольствием вспоминала те, как теперь понимала, очень светлые дни.

…Кто мог подумать, что жизнь тогда способна была измениться вместе с цветом волос. А волосы стали ярко-рыжими. «Пусть кто-нибудь попробует сказать, что я – девушка-моль!» – двадцатипятилетняя Вера вздохнула и принялась убирать следы парикмахерского безумства: коробки с краской, щеточки, использованные перчатки. Сегодня на рынке она истратила кучу денег, и все для того, чтобы завтра пройтись по школьному коридору, заглянуть в учительскую, забрать там журнал и целый день просидеть у себя в кабинете английского языка. Но траты окупятся в одно мгновение, если Вера повстречает ЕГО. Он – это учитель истории в старших классах со смешной украинской фамилией Початых. Початых был обладателем не менее забавного отчества – Онуфриевич. Спасало положение только имя. Оно было коротким, как выстрел, – Ким. Можно себе представить, как самозабвенно упражнялась в остроумии вся школа. Только Кима Онуфриевича Початых это абсолютно не трогало. Он с неторопливой малоросской гордостью нес свое большое тело в дорогом костюме, его путь от входа в школу к учительской и от учительской к кабинету истории был окутан благовониями истинно французского происхождения. Дальний родственник Початых жил во Франции, и запасы хорошего парфюма у историка, казалось, не иссякнут никогда. Вера, сидевшая в соседнем кабинете, наслаждалась запахами и грезила о своей любви.

Получив аттестат зрелости, девушка школу не покинула. Она устроилась работать лаборанткой в кабинет физики, поступила в институт иностранных языков на заочное отделение. К двадцати пяти годам Вера, получив диплом, стала преподавательницей английского языка, а также подрабатывала экскурсиями по Москве и Золотому кольцу. Она по-прежнему была безнадежно влюблена в Початых. Что касается любви, то безнадежная любовь стала ее уделом давно. В детском саду она дружила с мальчиком Ратмиром, который постоянно бил девочку ведерком с песком. Мамины уговоры не подходить к хулигану не действовали – Вера ходила с синяками вплоть до утренника, на котором они прощались с детским садиком. В школе Вера влюбилась в самого красивого мальчика, которому к пятнадцати годам надоели одноклассницы, и он переключился на студенток. Откуда бы Вера ни шла, она упрямо делала большой крюк, чтобы пройти мимо его дома, и каждый раз девочку ждало разочарование: то на балконе его квартиры курила какая-то девица в легком халатике, то сам объект любви появлялся из подъезда под ручку с очередной обладательницей короткой замшевой юбочки. Когда Вера училась в десятом классе, мама пребывала в легкой панике, поскольку отличница-дочь, не сбавляя темпов подготовки к экзаменам, умудрилась влюбиться в старшего сына их друзей. Этот парень относился к Вере как брат к младшей и немного глуповатой сестре – то есть максимум, на что могла рассчитывать девушка, так это на легкое подергивание за косу. Потом последовали вечеринки, поздние киносеансы, загадочные путешествия в Ленинград. Ее длинная пепельная коса пропиталась запахом сигаретного дыма, юбки стали короткими, каблуки высокими. Но мама волновалась зря: вся бурная жизнь Веры сводилась к посиделкам с подругами, выкуриванию двух-трех сигарет и бесконечному обсуждению мальчиков. Иногда девушки уезжали на экскурсию, там опять сплетничали, немного курили и, ощущая себя очень взрослыми, возвращались под родительское крыло.

Первый год в институте был самым тяжелым: умерла мама. Отец Веры давно жил с другой семьей где-то в Крыму, они никогда не перезванивались. После смерти мамы девушка осталась одна в трехкомнатной квартире, по которой бродила озадаченная предоставленной ей свободой и одиночеством. Как оказалось, эти два состояния, свобода и одиночество, могут регулировать друг друга. Верино одиночество не позволяло свободе бесконтрольно диктовать условия и идти на поводу всяких чужеродных веяний. Образ жизни девушки в точности повторял ее жизнь при маме. Любое отклонение Вере казалось преступным, нарушающим все клятвы, данные у гроба.

Время клятвы, однако, отредактировало. Теперь порой она утром в халатике варила кому-то кофе, иногда соседи собирались пожаловаться на громкую музыку, но это были лишь эпизоды. Жизнь Веры, по сути, не менялась. Девушка была одинока, отношений, которые ее бы захватили, заставили забыть о подругах, работе, экзаменах, не появлялось. Сплетницы в учительской уже перемыли ей все кости и поставили клеймо «старая дева». Никто не знал, что недавно Вера пережила несколько тревожных недель и уже позвонила подруге-гинекологу, но, слава богу, все обошлось, а три месяца назад девушка, попробовав впервые в жизни абсент, целовалась на кухне с подругой своей подруги – спортсменкой из института физкультуры. Потом эта спортсменка оборвала ей телефон, но Вера, все хорошо помнившая, несмотря на выпитое, очень вежливо дала понять, что ждет настоящей любви, в брюках. «В мужских брюках», – уточнила она. «Хочешь, надену мужские?» – собеседница была настырна, но Вера так умела повести разговор, что оппонент капитулировал, ничуть не обидевшись. На этом грехопадения закончились. Вера влюбилась в Початых, и весь мир сузился до третьего этажа школы, где соседствовали кабинеты истории и английского языка.

Самым большим испытанием для Веры были уроки в старших классах. Особенно, если эти уроки вел Ким Онуфриевич. У всей школы была свежа в памяти свадьба преподавателя физики, который женился на своей вчерашней выпускнице. Это оказался третий брак учителя – распавшийся второй оставил в одиночестве такую же выпускницу, только на пять лет старше нынешней. Тетки в учительской злобствовали. Вера, знавшая выпускные классы, в уме прикидывала, кто же может понравиться Початых. Некоторые наблюдения подсказали, что если у кого и есть шансы, так это у Коноваловой, рыжей высокой девицы, которая имеет обыкновение громко смеяться, обнажая оскал белоснежных ровных зубов. «Господи, таким и «Блендамед» не нужен!» – с завистью бросила однажды химичка, почти не разжимая рта. Вся школа давно знала, что у той отсутствует правый клык. Но химичке на тот момент надо было выбирать: или протезирование, или поступление старшего сына в вуз. Соображения о Коноваловой и толкнули Веру с утра на рынок за недорогой краской для волос, а затем и на химические опыты в ванной. Результатом девушка была довольна. Свои пепельные волосы ей надоели, она сама себе казалась блеклой и неинтересной. «Вот теперь не захочешь, а обратишь внимание!» Вера помотала головой, и по ванне забегали апельсиновые блики.

…Звонок после пятого урока прозвенел неожиданно. Верин класс впопыхах дописывал сочинение на беззлобную тему «Времена года». Вообще-то по плану должна была быть новая тема: «Роль истории в произведениях Льва Толстого». Но Вера, озабоченная тем, что уже заканчивается рабочий день, а Початых еще не видел новый цвет ее волос, заставила учеников трудиться над сочинением, а сама поминутно выходила из класса в надежде встретить возлюбленного. Ее променады ничем не закончились. «Так, ладно, сейчас ребят выгоню, дверь оставлю открытой, встану на стол и буду мыть стекла на портретах. Ну выйдет же он из своего класса. Вот и увидит меня. Заинтересуется, что это я делаю. Зайдет…» Вера отчаянно искала выход из положения. Ученики сдали тетради и, гогоча, рассыпались по школе. Дверь в кабинет истории по-прежнему была закрыта. Вера, как цапля, уже двадцать минут стояла на стуле и елозила сухой тряпкой по лику Шекспира. Наконец послышался стук открываемой двери, девичий хохот, сопровождаемый солидным баском, заполнил почти пустой третий этаж.