Читать книгу - "Последние штрихи - Эстер Браун"

В общем, с божьей помощью я это пережила. А вот Фрэнни не смогла смириться с моим жестоким молчанием и регулярно присылала продуктовые корзины от «Фортнум энд Мейсон» и жизнерадостные письма с советами, сплетнями и «вечными вопросами» от Кэтлин и Нэнси типа, хорошо ли я питаюсь и всегда ли ношу теплое белье.

Надо сказать, в конечном счете я была даже рада, что мне не пришлось растратить драгоценное время на книксены. Потом я призналась Лив, что за первую же неделю своего студенчества узнала гораздо больше полезных вещей, чем если бы целый год занималась складыванием салфеток. Итогом же моего обучения стали красный диплом университета и гора таблеток для снятия похмельного синдрома — с этим багажом я начала жизнь с чистого листа в славном городе Эдинбурге. Если бы здесь я вздумала рассказать, как меня в коробке подбросили в пансион благородных девиц, никто бы просто не поверил… Впрочем, я и не пыталась.

Напрасно я рассчитывала, что Академия не вызовет у меня никаких эмоций. Когда я (теперь уже взрослая женщина со стабильным заработком и собственной квартирой) все-таки вошла в красную дверь, меня охватило странное чувство, что за ней меня ждет какой-то новый сюжетный поворот. Думаю, нечто похожее в аналогичной ситуации испытывают герои фильма ужасов.

— Проходи, Бетси, — сказал лорд П., и я поймала себя на том, что не просто стою рядом, а невольно пытаюсь помешать его вежливым попыткам пожать Лив руку. — Спасибо, что приехала, Оливия.

— Всегда рада, — ответила Лив, и мне показалось, что лорд П. растаял от ее милой улыбки.

Я сделала глубокий вдох и наконец перешагнула порог гостиной, где под хрустальными люстрами уже вовсю шел вечер. Все пространство зала, кроме лестницы и столов с ровными рядами бокалов и чашек, было до отказа заполнено дамами в возрасте от тридцати до семидесяти (при этом возраст каждой из них никто бы не смог определить наверняка). Все были одеты в развевающиеся шелка пастельных тонов и туфли телесного цвета, в которых ноги кажутся длиннее. И все как одна вели оживленную беседу.

Лорд П. стоял рядом со мной; возможно, просто боялся затеряться в этом женском царстве.

— He понимаю, как они могут смеяться? — произнес он скорее удивленно, чем расстроенно. — Всего час назад половина из них утопала в слезах. Лично я взял с собой четыре носовых платка — и мне не хватило…

— Вот что: надо попить чайку, — заявила Лив, которая знала, как обращаться со старшим поколением. — Я сейчас принесу.

Не успела я ответить, как на нас спикировали две дамы с протянутыми для приветствия руками (похоже, сестры). Что и говорить, девушки из «Филлимора» не робеют на вечеринках.

— Бетси! Я Марсия Гольдерстоун, — сказала одна из них. — Ты, наверное, меня не помнишь. Когда-то я заплетала тебе косички. Ну, на уроках по уходу за собой. Тебе тогда было лет шесть… Как же я рада тебя видеть!

Я невольно улыбнулась, и в этот момент мне прочувствованно пожали руку. Да, все-таки есть что-то завораживающее в этой самоуверенности. Обзавидоваться можно. Что там Фрэнни с ее наставлениями: мол, на приеме надо ходить, задрав нос, и делать вид, что всех знаешь! Марсия явно понимала этот постулат по-своему: она действительно всех знала и при этом совала свой нос всюду, где только можно (благо при ее росте в три вершка делать это было совсем не сложно).

— Мы в свое время провели здесь удивительный год, правда, Кейт? — Марсия повернулась к сестре, и ее вдруг опять бросило в сочувственно-похоронное настроение. — О, мы так скорбим о вашей утрате, лорд Филлимор. И о твоей, конечно, Бетси. Леди Франсес была женщина удивительная. Я до сих пор вспоминаю ее каждый раз, когда укладываю чемодан… Как там? Туфли кладем на дно, чистые тряпочки убираем в…

— Вряд ли лорду Филлимору интересны эти подробности, — поспешно перебила ее сестра.

Судя по тому, как напрягся лорд П., Кейт не ошиблась. Вообще, в кругах лорда П. моральная подготовка к такого рода социальным событиям отличала только женщин: мужчины по поводу рождения или смерти могли лишь напиваться портвейном и хрюкать. Представляю, каково ему было выслушивать восторги в адрес жены — и мучительно соображать, что ответить…

— А никому и не положено знать подробности, — сказала я чуть более звонким голосом, чем обычно. — Ведь это секрет хорошо упакованного чемодана, а секреты выдавать нельзя.

— И то правда! Боже мой, как волнительно опять здесь оказаться! — Марсия обвела глазами зал. — Можно в бальный зал? — спросила она, устремив взгляд на второй этаж, где располагались классы. — Помнишь, Кейт, как мы учились ходить по подиуму?

— Нет-нет! — неожиданно возразил лорд Филлимор. — Насколько я знаю, мисс Торн решила использовать для приема только первый этаж… — Он закашлялся. — Здоровье, безопасность… Ну, вы понимаете.

— Понимаю, понимаю, — разочарованно покачала головой Марсия. — Какая жалость. — Она вновь протянула руку для рукопожатия. — Не смею больше вас задерживать. Уверена, что другие тоже захотят высказать вам свои соболезнования.

«Других» образовалась целая очередь: они кружили рядом на холостых оборотах, готовые выдать на-гора парочку трогательных рассказов о расстроенных помолвках, волосах в супе или похоронных канонах. Естественно, девушки из «Филлимора» должны знать, как найти нужные слова даже в самой неловкой ситуации. Никаких натянутых пауз в разговоре!

Как только Марсия и Кейт отчалили в сторону стола, к нам устремилась следующая гостья.

Я тронула лорда П. за руку.

— He хотите немного побыть один? Я-то знаю, каково это — каждые пять минут переключаться на новую тему. Попробуйте потихоньку сбежать в библиотеку, а чай я вам туда принесу.

— Не могу. Долг прежде всего, — сказал лорд П. с таким пафосом, как будто утром на рассвете его должны были расстрелять. И тут же сдался: — Давай через четверть часа, а? Как только увидишь, что меня совсем загнали в угол… Франсес приходила меня спасать по условному сигналу: я должен был надеть очки. Хитрый ход, правда? — Он выглядел таким несчастным, что я поняла, какой хорошей парой они были эти сорок с лишним лет.

— Хорошо, — шепнула я, и лорд П., расправив плечи, вернулся к своим обязанностям.

Ужасно захотелось чаю, и я направилась к столу. Глаза с жадностью выхватывали из интерьера давно забытые реликвии: мрачный портрет первой хозяйки «Филлимора», на котором ее георгианский бюст был стыдливо замазан кем-то из более поздних викторианских предков, китайские ароматические чаши на дубовых столах, групповые фото всех выпускниц Академии на темно-красных стенах… Все так же, как и раньше.

Лив оживленно беседовала с какой-то расфуфыренной бабулькой, поэтому я быстро взяла чашку и отошла к стене с фотографиями. Здесь была вся история «Филлимора», начиная с послевоенных лет с их неизменными улыбками и изящными лодыжками и заканчивая 1995 годом, утонувшим в лаке для волос. Возле снимка 1981 года — года своего рождения — я невольно задержалась. Вот они, эти девушки — сидят, смущенные, в саду среди роз. Поколение Большого взрыва, которое слушало «Duran Duran» и красило губы розовой перламутровой помадой.