Читать книгу - "Восемь дорог Желтого источника - Добрынина Владимировна Елена"

И прежде, чем она рассердилась, продолжил, торопясь и слегка сбиваясь.

— Однажды мне посчастливилось видеть вас и слышать вашу игру на празднике Середины Осени. С тех пор я убежден в этом. Я был тогда раздавлен, почти убит, но глядя на вас, слушая вас, я забыл обо всех невзгодах. Эта мелодия до сих пор со мной. Я помнил ее даже здесь, у Желтого источника. Свое имя забыл, а ее — помнил.

Как вы играли, госпожа… ваш сицзюнь пел о вечном, о любви, о красоте, о светлой печали, о расставаниях и встречах, о гармонии и мире. Не ваша вина, что в это время толпа раздевала вас глазами. Они не видят, не способны понять… Вы — небожительница, случайно попавшая в грубый земной мир. Никакая грязь не прилипнет к вашим стопам.

Он говорил так горячо, искренне. А в конце и вовсе опустился перед ней на колени и поклонился, словно она, и вправду, была святой.

Госпожа Дин замерла, не дыша.

«Что он делает, сумасшедший? Разве может хоть кто-то думать так?»

— Простите их, госпожа. Тех, кто считает иначе… Души из слепы. — он вновь поднял на нее глаза. Она нашла в них мольбу и отчаяние. — Я всего лишь простой целитель, но если я могу хоть что-то для вас сделать…

Он слегка вздрогнул, будто вспомнив что-то, а потом достал из рукава и протянул на раскрытой ладони золотой слиток.

— Если хотите…

«Целитель…»

Она смотрела попеременно то на узкие изящные ладони, которые умели продлевать жизнь, а не отнимать ее, то на иероглиф «Тайник» на табличке.

— Рэн-лан сказал, этот путь хорош, чтобы затаиться и не привлекать к себе внимания. Может, вы захотите как-нибудь распорядиться им?

Она смотрела в его глаза, кажущиеся сейчас почти золотыми — и ощущала, как где-то в груди становится теплее, как это ощущение вытесняет из тела холод, как исчезает комок в горле, который не давал говорить и дышать.

— Встаньте, Синь-лан, — попросила она приветливо.

И когда он поднялся, улыбнулась так нежно, как только умела, и коснулась его губ своими, ласково, трепетно. Он, ошеломленный, встретил ее поцелуй так бережно, словно вся она была тоньше шелковинки и хрупче лепестка жасмина. На вкус его губы были как дивный горный родник. И она не помнила, когда еще испытывала такое блаженство и умиротворение.

— Спасибо, — шепнула она, прерывая поцелуй, — никто не делал для меня большего. Никто не обнимал мою душу.

Она взяла его руки в свои и, повинуясь порыву, расцеловала их, благодарно и кротко.

Решение пришло внезапно — и она чуть не засмеялась от простоты его и легкости.

— Спасибо, спасибо, — говорила она, глядя в глаза, ясные, словно осенние воды, — пусть мой дар принесет тебе счастье.

Потом сделала шаг назад, улыбнулась, крикнула «Владыка, взываю к тебе!» и разломила табличку.

А он непонимающе смотрел на свою ладонь, на золотой гладкий слиток и иероглиф «Великолепие» на нем.

— Зачем же?.. — только спросил он.

— Я хочу покоя, — ответила она, смотря на то, как сияющая печать со знаком «Тайник» появляется на ее руке, и продолжила, глядя на него с нежностью: — Хочу стать достойной тебя. Если когда-нибудь мы снова увидимся… и даже если нет.

Проводить себя она не позволила, побоялась, что расплачется от переполняющих ее чувств. Светлых, да удивительно светлых, и все же… Интересно, когда-нибудь он поймет, что именно для нее сделал? Что, сам не зная того, уберег от опрометчивого решения?

Перед вратами Иллюзий она остановилась и некоторое время разглядывала их: простые, с облупленной зеленой краской, удивительно… никакие. Посмотришь — и не вспомнишь. Именно то, что надо.

Во Тьму за аркой она шла, зажмурившись, наугад. И открыла глаза только тогда, когда различила за смеженными веками свет; и удивительно приятный голос, напоминающий чем-то тот, другой и потому вдвойне располагающий, зазвучал одновременно отовсюду. Он лился с небес, сочился из самой земли и рождался внутри нее, будто там натянуты были звонкие струны. Она внимала этому голосу и незаметно перебирала пальцами, желая запомнить, запечатлеть его мелодию.

— Здравствуй, дитя, — сказал он ей. — Ты готова сделать свой выбор? Что ты предпочтешь: идти дальше или родиться снова?

Лишь одно биение сердца она колебалась. Заманчиво, очень заманчиво. Но начав сначала, не совершит ли она прежние ошибки? Не придет ли туда, где стоит сейчас?

— Я хочу идти дальше, — ответила она, и тепло внутри нее подтвердило, что она выбрала правильно.

— Тогда тебе придется что-то отдать. Такова плата, — произнес Голос. — Ну-ка, подумаем, может, талант к музыке или…

Она не стала слушать дальше. Ответ давно вызрел в ней и ждал своего часа.

— Я отдам свою красоту. Забирай ее. Она не принесла мне счастья. Не хочу лишать воли слабых, — она усмехнулась, — и быть пешкой в руках сильных.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — произнес Голос, немного помолчав. Сейчас он казался ей задумчивым и слегка печальным, и ей вдруг захотелось его успокоить.

— Не бойся, я не пожалею о ней.

— Отважное дитя… — Теперь Голос звучал довольно. Ей стало совсем легко и тепло, словно ее гладят заботливые, нежные руки. Те самые, которые она целовала. — Иди же смелей.

Только теперь она заметила, что среди сотен дорог, разбегающихся во все стороны, одна светится ярче, так и манит за собой. Девушка улыбнулась, вздохнула глубоко и сделал по ней несколько небольших шагов. Свет окружил ее ласковым коконом, и она растворилась в нем так, что уже не понимала, где он, а где она. Ей было уютно, тепло и радостно, и все казалось — стоит посмотреть вверх — и она увидит над собой золотистые глаза, лучащиеся восхищением и любовью.

Глава 1.21

Господин Синь

Когда госпожа Дин ушла, он все никак не мог найти себе места. Его охватило смятение, невозможная смесь тревоги, тоски и безудержного, почти детского восторга. Хотелось идти, бежать, и смеяться, и плакать… Ноги сами понесли его куда-то, ему было не важно куда: оставаться на месте было совершенно немыслимо.

Он обнаружил себя стоящим напротив врат Великолепия. Сколько времени прошло, он не взялся бы сказать даже примерно. Острый уголок таблички впивался ладонь, но эта боль ощущалась ненастоящей, словно не ему принадлежала.

Яркие, полыхающие всеми оттенками алого и красного, врата показались ему напыщенными, даже угрожающими.

«Я могу уйти туда в любое мгновение», — подумал он отстранено. И не испытал при этом ни малейшей радости.

Великолепие… слава… Aлые флаги и ленты реяли,