Читать книгу - "Мятеж - Ханна Мэтьюсон"

Ты дурной, испорченный, ты неспособен следовать установленным кем бы то ни было правилам. А теперь я думаю о том, кто такой на самом деле наш дедушка – потому что я отказывалась думать об этом раньше, – и я в ужасе от того, как сильно ошибалась. Я в ужасе, что все дело в том… что ты просто предпочитаешь быть разочарованием для тирана, а не источником его гордости.

Кассия ненавидела себя, и она ненавидела Олливана. Всю свою жизнь она сравнивала себя со своим старшим братом и чувствовала себя недооцененной, невидимой, но, по крайней мере, праведной. Но оказалось, что даже купающийся в своих пороках Олливан все равно умудрялся быть лучше ее. Он не был трусом.

Она поняла, что смотрит на светлеющее небо, лишь бы не видеть его лица. Она не могла вынести вида самодовольной ухмылки, не хотела слышать поддразнивания или чего похуже. Но, когда она наконец набралась смелости встретиться взглядом с братом, он не улыбался. Он не насмехался. Он выглядел печальным.

– Добро пожаловать на путь наибольшего сопротивления, – сказал он.

– Нет, – прорычала она. – Я не такая, как ты. Ты убийца.

– Неужели? Потому что другой убийца сказал тебе, что это так?

Кассия замерла. Она не хотела быть втянутой во все это. Она хотела вернуться к тому времени, когда считала его высокомерным, а себя праведной. Просто потому, что у нее появилось новое понимание того, как Олливан пришел к тому, чтобы кого-то убить, еще не означало, что она должна была принять его сторону. Это не означало, что она должна была верить ему и его словам о собственной невиновности.

– Ты не обязана быть такой, как я, Кассия. Тебе просто нужно решить, чего ты действительно хочешь.

Она горько рассмеялась.

– Я не могу выбирать, чего я хочу.

– Ты права. У тебя нет права выбора, если ты хочешь, чтобы твоя магия начала тебе повиноваться. Твоя магия – это ты сама. Она знает о твоих истинных намерениях, даже когда ты о них не знаешь.

Кассии ничего не оставалось, кроме как в замешательстве уставиться на него. На его лице появилась пронизанная самодовольством улыбка, и у девушки внутри все перевернулось.

– В конце концов, это твоя проблема, не так ли?

– Моя проблема?

Она не узнала свой собственный голос: низкий и срывающийся от ярости. Олливан Симс думал, что знает о том, почему ее магия подводит ее; думал, что помогает ей.

Она подошла очень близко, так что он мог чувствовать каждую каплю ее ярости, и продолжила.

– Ты ничего об этом не знаешь. Так что не смей говорить мне о моих проблемах.

Она обошла его и продолжила идти. Наконец они добрались до главной улицы и окликнули водителя, который только начинал свой рабочий день и еще позевывал. Кассия рухнула на сиденье в изнеможении и облегчении. Если ей и придется пересечь весь Лондон в компании Олливана, пусть это случится как можно быстрее.

– Кстати, спасибо тебе, – сказал Олливан, когда они направились в сторону Уайтчепела. Кассия взглянула на него. Он смотрел на свои сцепленные на коленях пальцы.

– Ты подумала, что сегодня вечером я оказался в опасности, и пришла за мной. Я не думал, что ты это сделаешь. Так что спасибо.

Кассия так крепко цеплялась за свой гнев, что он прорвался, просачиваясь из ее хватки, как дым. Без него она чувствовала себя обделенной, опустошенной. Олливан заставлял ее чувствовать себя опустошенной.

– Я сделала это не для тебя, – отрезала она. – Мне просто нужно, чтобы ты остановил Вайолет.

Глава 25

Олливану не нравился Уайтчепел.

Территория, где жили телепаты, была не похожа ни на одно другое место в Лондоне. Улицы, предприятия и люди тут были самыми обычными, однако странным образом отсутствовал элемент, присутствия которого он никогда даже не замечал в других местах.

Телепаты читают мысли, в том числе и друг друга. Они, как правило, способны и на обычную речь, но утверждали, что мысленное общение несет в себе точность, которой разговорный язык никогда не смог бы достичь. Поэтому чтение мыслей было их основным языком, неважно, был ли это разговор один на один или крупная деловая встреча.

Это подразумевало атмосферу тишины более громкой, чем гром. Олливан сравнил передвижение по Уайтчепелу с попыткой растопить лед на вечеринке, за исключением того, что на вечеринке вся комната ждала твоей шутки. Каждая дверь, скрипевшая на несмазанных петлях, была неловким звоном бокала о чьи-то украшенные драгоценностями пальцы. Каждый шорох ботинка был похож на откашливание в углу. Олливан никогда так не прислушивался к собственному дыханию, как в момент, когда они, не произнеся ни слова, миновали пост охраны в Блэкфрайарсе.

И это было еще до того, как они сели в трамвай.

– Два, пожалуйста, – сказал Олливан, понизив голос и все еще чувствуя себя так, как будто он кричал в мегафон. Он чувствовал, как головы нескольких других пассажиров поворачиваются, чтобы поглазеть на него. Взгляд, брошенный кондуктором, говорил о том, что ему вообще не нужно было нарушать тишину. Он молча протянул Олливану сдачу.

Кассия направилась прямо в конец трамвая, спрятав подбородок в воротник пальто и не отрывая глаз от своих ног. Возможно, она думала, что никто не захочет глазеть ей в спину, но Олливан сомневался в этом. Телепаты не слишком хорошо владели мимикой, потому что, как оказалось, мысли передают эмоции так же хорошо, как и смысл слов, но они были вполне способны повернуть голову. Кроме того, единственным прикрытием для произнесенных им слов мог быть топот лошадей. Так что он хотел сесть как можно ближе к ним.

– Давай сядем здесь, – позвал он Кассию. Та развернулась, свирепо глядя на него, как будто он не смог бы смутить ее больше, даже если бы начал петь. Она согнулась пополам и опустилась рядом с ним на скамью в передней части трамвая.

Колеса и лошади издавали благословенный грохот. Солнце выглянуло из-за горизонта, и небо из пурпурного стало солнечно-голубым. Трамвай был еще не так переполнен пассажирами, как будет через час, а улицы не столь сильно утоптаны каблуками, но день начинался. Потенциальные жертвы Вайолет выходили из дома. Возможно, ему следовало обойтись без помощи Кассии и перенестись прямо туда, где они, скорее всего, ее найдут. Это был бы не первый раз, когда он делал это вопреки декрету Принципов; клочка бумаги, к которому он испытывал, мягко говоря, мало уважения. Но он не хотел делать это в одиночку. Однажды он уже попытался оставить сестру позади,