Читать книгу - "Папой будешь? Катюша против всех! - Татьяна Кошкина"

— Ты серьезно? Сбежал, ничего мне не объяснил и все потому, что тебе Лекс наплел какой-то бред?

— Ну он сказал...

— Слушать не хочу! — выкрикнула она, зажимая уши ладонями. — Плевать, что он сказал, ты в любом случае должен был поговорить со мной, а не убегать. Так что катись в свой Париж, Влад!

Губы стали чужими, с них слетали слова, которые Муза никогда бы не произнесла. Прогнать его? Наверное, правильно. Но больше хотелось схватить и не отпускать никогда, прижаться к груди, закрыть глаза и впервые за много лет вздохнуть свободно. Ей было глубоко плевать, что Влад натворил в прошлом, кому поверил и что о ней подумал. За прожитые годы она поняла одно: он ей нужен, даже если он идиот.

Муза так и стояла в конце коридора, зажимая уши руками. Для верности зажмурилась, чтобы не видеть, как он уйдет. Вот только вместо глухого дверного хлопка услышала шаги, а потом спрятанных под плотным кружевом запястий мягко коснулись.

От неожиданности едва не подпрыгнула и тут же открыла глаза, поднимая на него удивленный взгляд. Влад смотрел сверху вниз, холодно и заинтересованно.

Если Стейш в семье была боевой единицей, то Влад — уничтожал взглядом, сарказмом и добивал интеллектом. Его многие боялись просто из-за взгляда. Как сказала однажды Саша: «Влад иногда так смотрит, будто прикидывает на сколько частей тебя разделать, чтобы ты убралась в его холодильник». А Муза любила даже эту холодность, которая (она точно знала) была лишь маской.

— Никуда я не уйду, — спокойно заявил он и медленно провел большими пальцами по её запястьям.

— Почему?

— Я тебе нужен, — снова констатация факта.

— Чушь.

Муза смотрела в темные глаза и с трудом воспринимала слова. Мир вокруг привычно стал меркнуть, оставив только запах его идиотского сладковатого одеколона, его прикосновения к рукам и осознание опасной близости.

— Правда? Тогда ответь, почему ты носишь перчатки, — медленно провел пальцем по самому краю кружева, едва задевая кожу.

— Чтобы не оставлять на мужчинах отпечатков пальцев.

— Снимай, — тихо потребовал Влад.

— Что?

В груди пожар, паника, огонь. Он знает. Кто-то ему рассказал обо всем, что случилось. О том дне, когда боль стала невыносимой, и она наделала глупостей.

— Перчатки. Сейчас же.

— Если нет, то что?

— Муза!

Он не стал ждать, переговариваться или спорить. Просто снял с ней перчатки одну за одной. Кружевная ткань послушно соскользнула с кожи, обнажив сеть кривых шрамов на запястьях. Муза не сопротивлялась. Если он знает, прятаться бесполезно.

— Ну что, доволен? А теперь уходи. Тебе нечего делать в моей обители разврата.

Попыталась освободить руки, но он удержал. Два рваных дыхания переплелись от близости.

— Ты поэтому кофе мне сварила?

— Это не тебе. Это тому, из холодильника. Он же замерз, — губы продолжали молоть чушь.

— Дурочка моя, — выдохнул он и раньше, чем успела ляпнуть очередную глупость, она оказалась прижата к какому-то монстру из компьютерной игры. — Ты даже вены неправильно режешь, надо вдоль руки.

— В следующий раз проконсультируюсь у тебя, — прошептала, уткнувшись лбом в его грудь.

Тепло. Хоть на пять минут, до тех пор, пока он не испугается порыва и не уйдет, пока не скажет, что у него жена и двое милых французских карапузов. Забыться хотя бы на пять минут.

Обняла его крепкий торс руками и зажмурилась. Так хорошо, так прекрасно, так восхитительно правильно.

— Я скучал, моя Муза.

— Я тоже.

Он чуть отстранил её и мягко коснулся губами шрамов на запястьях.

— Прости, я был закомплексованным идиотом, боялся не соответствовать твоим стандартам, поверил слухам. Еще и ты напоследок сказала «и без тебя хорошо устроюсь, мужиков в мире навалом».

Столько лет она ненавидела себя за эти слова, брошенные в пылу ссоры. И еще больше ненавидела за то, что следующие несколько лет пыталась хорошо устроиться без него, даже три раза замуж вышла. Влад прав, дурочка и есть.

Но была одна фраза, которую она должна была сказать десять лет назад. Фраза, которую Муза носила в себе все это время. Слова, которые сыпали соль на её старую рану и причиняли невысказанную боль.

— Мужиков навалом, но ты — один.

— Я должен был написать. Прости за всё, если бы я знал...

— Знал о том, что я безумная суицидница? — усмехнулась она.

— Что тебе так плохо. Но мне никто не сказал, даже Стейш молчала!

— Не злись на неё, я попросила не говорить. Боялась выглядеть жалкой, я же Муза Загорская, в конце концов.

Пока она говорила, он медленно покрывал поцелуями её руки, целуя каждый миллиметр с таким наслаждением, будто никогда не делал ничего более прекрасного.

— Муза Загорская, — произнес её фамилию, нарочно растягивая букву о. — Прибил бы засранку!

Шагнул вперед и вжал её в висящее на вешалке пальто. Она попыталась вырваться из мягкого кашемирового плена, но лишь бесполезно дернулась и первой подалась вперед, целуя губы, о которых мечтала столько лет.

Получив ответ, от которого пол покачнулся под ногами она поняла — нет никакой француженки, в его жизни по-прежнему нет никого, кроме неё.

Они целовались долго, словно хотели компенсировать десять лет разлуки одним прикосновением.

Он прервался первым.

— Загорская, я либо женюсь на тебе, либо убью! Честное слово!

— Что-то жить хочется, — улыбнулась и вновь поцеловала, пока никто из них не ляпнул еще какую-нибудь глупость.

А где-то на кухне остывал идеально сваренный кофе, который потом придется переделывать. Но это будет позже, а пока Муза и Влад впервые за десять лет позволили себе быть счастливыми. Без глупых слов, комплексов и других условностей.

Александра

Александра

Утро началось с насыщенного запаха кофе и странного видения, будто Илья Серов лично пришел в кабинет Аристарха Марковича, по-хозяйски расположился в кожаном кресле с высокой спинкой и размеренно попивал кофе из бумажного стаканчика.

Ей пришлось трижды моргнуть, чтобы понять — это не глюк и не сон. Серов в дорогущем костюме цвета стали самый настоящий, его даже можно пощупать, если очень хочется.

— Что вы здесь делаете? — Саша мгновенно села и попыталась пригладить растрепанные волосы.

— Приехал с хорошими новостями, — голливудская улыбка во все тридцать два зуба казалась насмешкой над неприятностями, случившимся в её жизни за последние сутки.

— Нашлись пятьдесят миллионов долларов?