Читать книгу - "В любви и на войне - Лиз Тренау"

– А теперь ты можешь сказать мне, почему побежал к тем людям? – спросила Марта, снимая туфли и буквально падая на кровать. – И почему все время по дороге сюда ты скалился, как обезьяна?

Смех Отто, в котором глубокие басовые ноты перемежались с мальчишеским писком, звучал для любящей матери как трели колокольчиков.

– Генрих жив! – Карие глаза мальчика сияли.

– Это чудесная новость, мой дорогой. Но мы не знаем этого наверняка. Нам еще нужно его разыскать.

– Я знаю, где он! – выпалил мальчик.

– Откуда ты знаешь, мой дорогой? – покачала головой мать. – Мы не сможем узнать, пока не вернемся домой. А теперь иди и умойся.

– Но я действительно знаю, мам! Помнишь, как тот человек рассказал нам об игроке в шахматы?

– Ну и что? Все играют в шахматы. И ты тоже.

– Они сказали, что есть много такого типа лечебниц, верно?

Она озадаченно кивнула.

– Тогда почему нам дали адрес только одной из них, в Берлине?

– Бог мой, не знаю. Может, потому, что его полк был сформирован в Берлине?

– Потому что шахматист сам был из Берлина.

Она села, взяв Отто за руку.

– Ты этого не знаешь, мой милый мальчик, – сказала она мягко.

– Но я в самом деле знаю! – Отто вскочил и начал вышагивать по небольшому пространству между кроватью и дверью. – Я побежал обратно и спросил, откуда они узнали, что он приехал из Берлина, если он не мог говорить. И тот человек сказал, что у него на руке была татуировка с сердцем, в середине которого было написано слово «Берлин». Так что это действительно был наш Генрих, понимаешь?

Мальчик, похоже, погрузился в мир фантазий.

– У твоего брата не было татуировки.

Отто остановился.

– Была, мам! – крикнул он, но тут же опомнился и понизил голос. – Я видел ее, когда он умывался в то утро, когда уезжал. Он накричал на меня за то, что я врываюсь в ванную. И заставил поклясться, что я не расскажу об этом ни тебе, ни папе, потому что ты рассердишься.

– Ты хочешь сказать… – ахнула Марта.

– Неужели ты не понимаешь? Этот человек играл в шахматы с нашим Генрихом!

– Нет, это просто случайное совпадение. – Она покачала головой и принялась тереть глаза, пытаясь собраться с мыслями. – И потом почему они нам не сказали?

– Он даже не мог вспомнить свое имя, помнишь? Откуда им было знать, кто он такой?

Теперь его рассуждения казались вполне разумными.

– Господь Всемогущий! – Она схватила сына за руки и сжала их, глядя ему в лицо. – Возможно, ты прав!

– Конечно я прав, – раздраженно вздохнул он. – Кто еще это мог быть?

От этой мысли у Марты голова шла кругом.

– Ты же не будешь сердиться на него из-за татуировки? Он сделал ее вместе со своими товарищами, когда они были в учебном лагере.

Только теперь она позволила себе представить момент узнавания, их первые объятия – и ее сердце было готово разорваться от радости. Безудержно смеясь, она потянула Отто на кровать и порывисто обняла сына.

– Мой милый мальчик, я так тебя люблю! Тебя с твоим острым умом! Конечно, мне плевать на эту несчастную татуировку! Мне на все плевать, коль скоро твой брат оказался жив!

Могла ли она, отправляясь в путь несколькими часами ранее на санитарной машине, хоть на миг представить себе, что они будут лежать на кровати и смеяться вдвоем, рассуждая о том, что будут делать, когда найдут Генриха? Как они привезут его домой, как будут готовить блюда из самых свежих, самых питательных продуктов, которые только смогут раздобыть, чтобы помочь его бедному телу и разуму восстановиться. Отто будет играть с братом в шахматы, водить его на футбольное поле попинать мяч, когда он достаточно окрепнет. Они пригласят лучших докторов, чтобы те помогли восстановить его разум, сколько бы это ни стоило и сколько бы времени на это ни потребовалось. Сегодня она потратит немного из тех денег, что дала ей Элис, на графинчик вина к их последнему обеду в Бельгии, пообещала себе Марта, и да, Отто тоже будет разрешено выпить немного.