Читать книгу - "Дестини - Салли Боумен"

Элен убралась в крохотной кухоньке. Ни одной грязной тарелки: значит, мать снова ничего не поела. Она разгладила сильно потертую пеструю шаль, повесила ее на спинку стула, подмела, помыла клеенку, тщательно накрыла к завтраку, выставив на стол два прибора. Сходила к колонке набрать воды, подогрела и, услышав, как мать завозилась, понесла ей, чтобы та смогла вымыться.

– Чистое белье, – сказала мать, садясь в постели. – Элен, мне нужно чистое белье.

Мать долго собиралась, и, когда наконец вышла на кухню, Элен увидела результаты ее стараний: волосы тщательно уложены, лицо подкрашено, так что по контрасту с бледной кожей рот казался поразительно красным. Брови и ресницы мать тронула тушью, которая чуть размазалась. На матери были ее лучшее платье и лучшие туфли на тонком высоком каблуке. Туфли нуждались в починке. Усаживаясь за стол, мать грустно на них посмотрела и поправила швы у чулок.

– Последняя новая пара. – Она рассеянно улыбнулась Элен. – Я их берегла.

Элен молча налила матери чай, но мать не стала разводить его молоком и сделала всего несколько глотков. От еды она отказалась. Элен села и наклонилась к матери через стол.

– Мама. Мама, послушай, что я тебе скажу.

Мать подняла голову. Фиалковые глаза встретились с голубыми и скользнули куда-то в сторону.

– Ну пожалуйста, мама. Это очень важно. Я много над этим думала. Мама, нам необходимо уехать отсюда.

Необходимо.

– Разумеется, милая. Я знаю. – И вновь фиалковые глаза посмотрели ей в лицо, и вновь Элен поняла, что мать ее не видит, уж тем более не слышит. Элен беспомощно потянулась к матери и взяла ее за руку.

– Послушай, мама, ну пожалуйста. Я помню, когда была маленькая, мы часто говорили об этом, строили планы, пробовали откладывать деньги, потом на какое-то время забывали, а затем опять возвращались к нашим разговорам. Но я не хочу так, мама. Теперь нет. Я говорю серьезно. Нам необходимо уехать отсюда, и уехать немедленно. Здесь… здесь плохо. Чудовищно. Здешняя отрава проникает до мозга костей. Она… высасывает все твои силы, лишает воли. – Элен замолкла: мать ее не слушала.

– Мама, – произнесла она, сжав зубы. – Я напишу Элизабет. Твоей сестре Элизабет. Напишу сегодня же.

Это заставило мать очнуться. Элен увидела, что в ее глазах забрезжило понимание, и сильней сжала ей руку.

– Я напишу ей, мама, и все объясню. Расскажу, какая ты больная и как нам нужна помощь. – Она глубоко вздохнула. – Попрошу ее выслать нам денег на дорогу до Англии. Мама, я уверена – она нам поможет. Она же твоя сестра. Ты в жизни ее ни о чем не просила. А если она не поможет… что ж, брошу школу. Не через два года. Прямо сейчас. Я хочу бросить школу, найти работу и заработать деньги. Может, это займет больше времени, но я справлюсь, мама, честное слово, справлюсь. Я могу устроиться сразу на двух местах, как в свое время Билли Тэннер. Буду работать и днем, и по вечерам. Я молодая, мама! Мне это нетрудно. Через год накопим достаточно денег. Ты только подумай, мама. Всего один год – и все! А может, и меньше. Если поможет Элизабет, то всего два-три месяца, несколько недель…

Мать, резко дернувшись, отодвинулась от стола; при этом она задела голенью о шероховатую ножку стула. Элен замолкла. Мать осторожно распрямила ногу и глянула на чулок: белая лесенка пробежала от лодыжки до колена. Мать подняла взгляд на Элен и сказала:

– Я беременна.

Этого слова Элен от матери еще ни разу не слышала. Мать произнесла его спокойно и тихо, без всякого выражения. Затем кашлянула и прочистила горло.

– Вот уже два месяца. Восемь недель. Можно ждать до трех месяцев, но чем дольше откладывать, тем опаснее. А в два месяца не о чем волноваться. Теперь у меня есть деньги – спасибо тебе, Элен. Сегодня поеду в Монтгомери и развяжусь с этим делом.

Она говорила так, словно речь шла об удалении зуба.

– Мама…

– Милая, все будет в полном порядке. Знаю, это противозаконно, но закон очень глупый, он никуда не годится. Слава богу, у нас всегда были врачи, которые с этим считаются и готовы помочь. И не только врачи, но и другие. Поговаривали, что Миссисипи Мэри иной раз оказывала подобные услуги, но точно не знаю. Я бы все равно не пошла ни к ней, ни к таким, как она, так что за меня не волнуйся. А в Монтгомери – самый настоящий врач. У него и диплом имеется. Медицинский. Со мной все будет в порядке.

Мать замолчала. Она осторожно высвободила руку, подняла глаза, посмотрела в окно. Лицо у нее было спокойное, голос ровный.

– Сегодня он это сделает. Мне кажется, все будет просто и быстро. Я вернусь домой сегодня же вечером, часов в шесть – после операции следует немного полежать. А когда я вернусь, милая, мы поговорим о всех твоих планах. Сегодня. Или завтра. Ты ведь, Элен, понимаешь, что сейчас мне не до них, правда? – Она сделала паузу, слегка нахмурилась, будто пыталась вспомнить что-то выпавшее из памяти – какую-то совершенную мелочь вроде «чего еще не забыть купить?». – Я, конечно, не собиралась тебе об этом рассказывать, такие вещи обсуждать не принято, правда? – Она слабо улыбнулась. – Но вообще-то, думаю, тебе следует знать. Видишь ли, я поступила очень глупо, сейчас мне это ясно. Хотелось бы верить, что ты не повторишь моих ошибок. Никогда не верь мужчине, Элен. Никогда не полагайся на них. – Мать неопределенно махнула рукой. – Разумеется, это очень трудно. Тебе кажется, что ты любишь – женщинам это часто кажется, – и поэтому ты становишься чудовищно уязвимой. Порой я думаю: если б женщины не влюблялись как дурочки, жизнь у них была бы много счастливей и проще. Понимаешь, они бы тогда не верили лжи. Я поверила в то, что мне врал твой отец, Элен, а врал он напропалую. Рассказывал мне… рассказывал, что вернется на свою ферму, когда отслужит в армии. Рассказывал, что мы заживем в красивом доме, а когда я сюда приехала, то выяснилось – жить придется в мерзком тесном одноэтажном домишке вместе с его матерью, братьями и сестрами. Он говорил, Элен, что боготворит землю, по которой я ступаю… – Она запнулась. – Я и сама не понимаю, как все получилось, но шла война, все американцы казались славными ребятами, он не был похож ни на одного из моих знакомых. Вот я и вышла за него, перебралась сюда с тобой, а ты была совсем крошка. И тут я обнаружила, что все его слова были ложью. Все до последнего. Конечно, я от него ушла. У меня была своя гордость. – Она остановилась и посмотрела на Элен. – Ты родилась в Англии, милая. Мне всегда казалось, что об этом следует помнить. Ты будешь помнить, не забудешь?

– Мама. Прошу тебя. Хватит. Не надо. – Элен потупилась, и мать вздохнула.

– Да, верно, ты, пожалуй, права. Нет смысла думать о прошлом. Теперь я это понимаю. Слишком много я о нем думала. А смысла и вправду нет, потому что оно ничему не учит. История повторяется. Продолжаешь делать все те же ошибки, слушать все ту же ложь, ту самую, только произнесенную другим голосом, и верить ей. – Она отодвинула чашку и блюдце, рассеянно щелкнула пальцем по ложечке. – Что ж, со мной такого не повторится. Особенно после сегодняшнего. Надеюсь, Элен, ты ничего не упустила – мне очень важно, чтобы мои слова до тебя дошли. Ты уже взрослая женщина, милая, жизнь у тебя только начинается и…