Читать книгу - "Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре"

Польперро, весна 1989 г.

Федерика отчаянно крутила педали велосипеда, взбираясь на холм и ощущая, как от усилий перехватывает дыхание. Она едва видела дорогу из-за слез, затуманивших ее глаза. Теплое майское солнце украсило деревья и кустарники листьями и бутонами, а от небывалых апрельских снегопадов остались только воспоминания. Но Федерику не трогали красоты природы. Она даже не замечала чудесные лесные поляны, усыпанные подснежниками, не чувствовала крепкий аромат земли, пробудившейся после зимней спячки. У нее было ощущение, будто кто-то грубо вырвал сердце из ее груди, избил его, а потом беспечно забросил на место.

Поездка по лугам к Пиквистл Мэнор казалась более долгой, чем обычно. Ее лицо раскраснелось и покрылось потом от прилагаемых усилий, а глаза распухли, как два печеных яблока. Подъехав к особняку, она поприветствовала Троцкого, надменного датского дога, подаренного Ингрид Иниго, чтобы утешить ее после смерти любимого пса Пушкина. Троцкий имел медово-коричневый окрас, напоминавший вельвет, и интеллигентную физиономию, смахивающую на выпускника Кембриджа. Его глаза очерчивали темные круги, создававшие впечатление, что он пользуется маленькими круглыми очками. Свое знаменитое имя Троцкий носил с гордостью и достоинством. Проходя мимо, Федерика с отсутствующим видом потрепала его по загривку. Он почувствовал ее настроение и лениво затрусил за ней следом.

Федерика бросила велосипед прямо на гравий и вошла в дом, громко зовя Эстер. Затаив дыхание, она прислушалась, но ответа не последовало. Единственными звуками в доме были аккорды классической музыки, прорывавшиеся из-под двери кабинета Иниго и расплывавшиеся по дому. В ее намерения вовсе не входило беспокоить Иниго, который, очевидно, был занят работой. Она прошлась по комнатам, надеясь обнаружить кого-нибудь из девочек. К ее величайшей досаде, дом был совершенно пуст, если не считать Сэма, сидевшего за кухонным столом с большим сэндвичем, намазанным арахисовым маслом, и поглощенного чтением субботних газет. Увидев ее, неловко стоящую в дверном проеме, он отложил газету и спросил, что случилось.

— Я ищу Эстер, — тихо ответила она, вытирая лицо руками и надеясь, что он не заметит следов слез. Глубоко вздохнув, она попыталась выдавить из себя улыбку, но обмануть Сэма не удалось.

— Девочки с мамой отправились за покупками, а мальчики устроили пикник с чаем на берегу, — доложил он, приветливо улыбаясь.

— О… — протянула Федерика, не зная, что еще сказать. Она всегда чувствовала себя неловко, оставаясь наедине с Сэмом. Он был слишком красив, чтобы на него смотреть, слишком умен, чтобы с ним беседовать, и слишком взрослым, чтобы проявлять к ней интерес. Поэтому она стала пятиться к двери, бормоча, что поищет Эстер позже.

— Почему бы тебе ни угоститься сэндвичами с арахисовым маслом? — спросил он, держа в руке кружку. — Они удивительно хороши. Мама называет такую еду «комфортной пищей», а ты сейчас выглядишь так, что, я думаю, тебе это не помешает.

— Нет, правда, я не голодна, — запинаясь, пролепетала она, смущенная собственным неумением поддержать разговор.

— Я знаю. Но ты расстроена, — заметил он и снова улыбнулся. — Съешь хотя бы один сэндвич, чтобы почувствовать себя немного лучше. — Он взял пару ломтиков хлеба и начал сооружать для нее угощение. У Федерики не осталось выбора. Она подошла к столу и села на стул, который он для нее выдвинул. — Боюсь, что я не выношу, когда женщины плачут, — сообщил он. Федерика рассмеялась, хотя слезы мешали ей видеть. В возрасте тринадцати лет без одного месяца она едва ли могла считаться женщиной, даже при очень богатой фантазии. Она опустила глаза и откусила маленький кусочек сэндвича. — Я знаю, — продолжил Сэм, — что женские слезы являются их секретным оружием. Я понимаю, что не одинок в этом. Большинство мужчин теряются при виде их или же не знают, как их остановить, и таким образом становятся беззащитными для всякого рода манипуляций. Они готовы на все, чтобы вызвать улыбку на лице леди. Что мне сделать, чтобы вернуть улыбку на твое лицо?

— Тебе ничего не надо делать. Я сейчас уже буду в порядке, — ответила она, уставившись на сэндвич, чтобы только не смотреть на него.

— Знаешь, нет ничего хуже, чем сидеть в помещении со своим плохим настроением в такой чудесный солнечный день, как сегодня. Почему бы тебе не составить мне компанию для прогулки? Я думаю, подснежники смогут немного утешить тебя, а к тому времени, когда мы вернемся, девочки наверняка уже будут дома. Что ты на это скажешь?

— У тебя, наверное, есть более важные дела, — ответила она, не желая быть навязчивой.

— Сейчас ты говоришь, как Иа-Иа. Постарайся быть похожей на Винни-Пуха или на Тигру. Хотя, — он улыбнулся, — ты больше походишь на Пятачка.

— Это что — комплимент?

— Безусловно. Пятачок — отличный парень. Так как насчет променада в соседний лесок?

Федерика редко видела Сэма. Он окончил школу и в течение года путешествовал, прежде чем поступить в Кембридж. Долгие каникулы он обычно проводил в путешествиях, а уик-энды — в Лондоне на вечеринках. Приезжая домой, он задерживался здесь не более чем на пару дней, запершись в библиотеке Нуньо или проводя время в жарких дискуссиях с отцом. В такие периоды Федерика мчалась по дороге на велосипеде с трепетом ожидания в сердце, надеясь, что его бело-зеленый автомобиль окажется припаркованным у дома, указывая, что он приехал. Когда это место пустовало, она не теряла надежды и рассчитывала, что он может появиться во время ее визита и этим приятно всех удивить. Но такое случалось крайне редко.

За предшествующие семь лет влюбленность Федерики в Сэма не исчезла и не уменьшилась. В сущности, она даже стала сильнее в связи с тем обстоятельством, что ей так редко удавалось его видеть. Она понимала, что он слишком взрослый, что он видит в ней лишь близкую подругу своей младшей сестры, но, несмотря на это, продолжала мечтать о нем. Молли и Эстер были полностью в курсе этой ситуации. Впрочем, об этом была осведомлена вся семья, и все они находили такую привязанность очаровательной, даже сам Сэм, самомнение которого вовсе не было равнодушно к румянцу, вспыхивавшему на щеках тринадцатилетней девочки. Но никто и никогда не говорил на эту тему в присутствии Федерики. Она была слишком застенчивой и беззащитной для свойственного их семье особого типа юмора.

Было тепло. Подснежники заполонили землю, как фиолетовая река, мерцающая на ветру, прорывая покрывало прошлогодних листьев и торжественно провозглашая возвращение весны. Сэм стащил с себя свитер, обвязал его вокруг пояса и остался в одной рубашке с расстегнутыми манжетами, беспечно болтавшимися на руках. С ними на прогулку увязался и Троцкий, вальяжно обнюхивавший кусты и задиравший ногу везде, где только было можно.

— Я обожаю это время года: ароматы такие насыщенные, деревья распускаются. Только взгляни на эту зелень, она ведь кажется просто нереальной, правда? — сказал он, потянув цветущую ветку дерева и вдыхая ее запах.

— Это прекрасно, — ответила она, следуя за ним по тропинке, петлявшей среди деревьев.