Читать книгу - "Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Меган Максвелл"

Я закрываю глаза и тихо шепчу:

– Господи, пожалуйста, дай мне терпения!

На улице холодно, очень холодно, и я стучу в дверь.

– Флин, пожалуйста, сейчас же открой дверь.

Маленький чертенок смотрит на меня, подло улыбается, разворачивается и, сбросив расставленные мною на полках книги и растоптав несколько дисков, выходит из комнаты. Ну и тип! Я пытаюсь открыть дверь, но она заперта изнутри.

– Черт!

С жутким желанием задушить его я шагаю к следующей стеклянной двери. Мои спортивные штаны промокли от снега. Боже мой, как же холодно! Я дохожу до двери той комнаты, где он делает уроки, и вижу, что он как раз в нее входит. Я стучу в дверь и говорю:

– Флин, пожалуйста, открой дверь.

Он даже не смотрит в мою сторону. Он меня игнорирует!

Я дрожу от жуткого холода и пытаюсь открыть дверь. Но тщетно. Ему меня вовсе не жалко. Через десять минут мои зубы стучат громче самых громких кастаньет, на голове мокрые волосы стоят торчком и под носом уже висят сосульки, я, словно безумная, кричу, тарабаня в дверь:

– Черт бы тебя побрал, Флин! Открой эту долбаную дверь!

Наконец мальчик поворачивается ко мне. Думаю, что ему стало меня жалко. Он встает, подходит к стеклянной двери и – бац! – закрывает шторы.

У меня отвисает челюсть, но я снова начинаю тарабанить в дверь, высказывая все, что я о нем думаю, по-испански. И это вовсе не комплименты.

Идет снег. На мне какие-то жалкие хлопковые тряпки и мокасины. Я замерзла. Жутко замерзла. Я потираю руки и думаю, что делать дальше. Бегу к двери в кухню, но она закрыта. Вспоминаю, что Симоны нет дома. Пытаюсь войти через дверь в гостиной. Она закрыта. Через главный вход. Закрыт. Через дверь в кабинете Эрика. Закрыта. Через окно в ванной. Закрыто.

Я трясусь от холода. Я вся заледенела, у меня намокли волосы, и я начинаю чихать. Не хватало мне еще воспаление легких подхватить. Возвращаюсь к окну, где находится Флин. У меня безумное желание прибить его. Я смотрю наверх. Надо мной балкон одной из комнат. Не переставая думать об опасности, поднимаюсь на карниз, чтобы достать до балкона. Но я настолько замерзла, и карниз настолько скользкий, что я сразу же падаю на землю. Я поднимаюсь и пробую еще раз. Опираясь на ледяную стену, я подтягиваюсь вверх, чтобы дотянуться до балкона, – и вдруг ба-бах! Мокасины соскальзывают, и я, ударившись подбородком о стену, шмякаюсь на землю лицом в снег. Удар был настолько сильным, что у меня чертовски болит подбородок.

Я лежу на снегу. Затем, собравшись с последними силами, снова поднимаюсь, чувствуя, что у меня все лицо в снегу.

– Открой эту проклятую дверь! Я заледенела! – ору я.

И тогда Флин раскрывает шторы и меняется в лице. Он что-то говорит, но я его не слышу. Когда же он открывает дверь, кричит:

– У тебя кровь!

– Где у меня кровь?

Но уже нет никакой необходимости мне говорить. Я и так вижу, что снег у моих ног весь в крови. Моя серая майка стала красной, и, дотронувшись до подбородка, я нащупываю рану, а когда опускаю глаза, вижу, что у меня все руки в крови. Флин в ужасе на меня смотрит. Он не знает, что делать, а я, войдя в его комнату, говорю:

– Дай мне полотенце или что-нибудь подобное, поскорее!

Он бегом вылетает из комнаты и возвращается с полотенцем, но пол уже все равно испачкан кровью. Оказывается, я еще прикусила губу. Итак, мы с Флином одни. Симоны и Норберта дома нет, а мне срочно нужно в больницу. И тогда я поворачиваюсь к растерянному Флину и спрашиваю:

– Ты знаешь, где находится ближайшая больница?

Мальчик кивает.

– Пошли, надень куртку и шапку.

Мы молча идем к выходу и берем верхнюю одежду. Капли крови падают на пол, но мне некогда их вытирать. Когда я хочу надеть куртку, убираю с раны полотенце и кровь начинает течь струйкой. Меня это пугает, и Флина тоже. Я снова прикладываю полотенце и мокрая от снега и крови спрашиваю его:

– Поможешь мне надеть куртку?

Он сразу же помогает. Одевшись, мы заходим в гараж, садимся в «Мицубиси», и, когда открываются двери гаража, Флин придерживает полотенце, чтобы я могла вести автомобиль. Шепотом он подсказывает, куда ехать. У меня дрожат руки и коленки, но я стараюсь успокоиться, ведь я за рулем.

Больница оказывается совсем недалеко, и, когда мы входим в приемную, меня принимают без очереди. Флин не отходит от меня ни на шаг. Он говорит одному доктору, что его тетя – врач Марта Грюхер, и просит, чтобы ей позвонили и попросили приехать сюда в больницу. Я поражена, как легко этот маленький гном отдает приказы, но мне настолько больно, что мне все равно, что он говорит. Пусть звонят хоть самому Микки-Маусу.

Нас проводят в другой кабинет, и, когда доктор осматривает мою рану, он объясняет, что рана на губе заживет сама, а вот на подбородок нужно наложить пять швов. Я в ужасе. Мне хочется плакать. Я боюсь швов. Когда я была маленькой, мне накладывали швы на коленку и для меня это было настоящее потрясение. Я смотрю на Флина. Он бледный как мел – он напуган до смерти. И тут я понимаю, что я до сих пор не плакала, стыдясь своих слез. Но теперь, когда мне сделали обезболивающий укол в подбородок, у меня непроизвольно покатилась одна слезинка, и Флин ее замечает.

В это же мгновение он встает с лавочки, берет мою руку и крепко сжимает. Доктор приказывает ему вернуться на место, но мальчик не слушается. В конце концов доктор говорит:

– Ты точь-в-точь как твой дядя.

Меня это уже не удивляет.

– Как вас зовут? – спрашивает доктор.

– Джудит Флорес.

– Испанка?

О боже, только не говорите «оле, паэлья, торо, кастаньета». Я не хочу это слышать. Но когда я утвердительно киваю, мужчина произносит:

– Оле, торо!

Так, только не волноваться – иначе я сейчас засвечу ему по морде. Чертовы немцы. У меня болит голова, рот, подбородок, а этот идиот только и может сказать: «Оле, торо!» Я закрываю глаза, чтобы не видеть его, и слышу, как Флин говорит:

– Это невеста моего дяди Эрика.

Я открываю глаза, удивившись, что мальчик в этом признался.

– Итак, Джудит, сейчас я наложу тебе швы, – поясняет мне доктор. – Не переживай: когда они заживут, их не будет заметно. Но боюсь, что завтра и еще несколько дней у тебя будет фиолетовое лицо. Ты здорово стукнулась, и у тебя уже огромный синяк.

– Ладно…

Я машинально сжимаю ручонку Флина, это придает мне сил, и я успокаиваюсь. Доктор заканчивает накладывать на подбородок огромную повязку, намазывает мазь на губу и сообщает, что я должна приехать через неделю. Киваю и спрашиваю, как мне оплатить его прием. Он отвечает, что поговорит об этом с Мартой.

Мне совсем не хочется разговаривать, у меня болит лицо, и я спокойно соглашаюсь. Беру рецепт, который мне вручает доктор, и, выходя из кабинета, наталкиваюсь на испуганную Марту.