Читать книгу - "По дороге к любви - Дж. А. Редмирски"

Всякая парочка… Но мы-то, какая мы, к черту, парочка?! Нужно постоянно напоминать себе об этом.

Да, действительность — сволочная штука.

Но с другой стороны, не знать, чего ты сама хочешь, штука еще более сволочная. Впрочем, если честно, я-то знаю, чего хочу. И рада бы сомневаться в этом, но не могу, и мне все еще страшно. Я боюсь Эндрю, боюсь страданий, которые он может мне причинить, если, конечно, вообще буду страдать, потому что у меня такое чувство, что я просто не вынесу этих страданий. Если уже сейчас, когда он еще не сделал ничего такого, чтобы заставить меня мучиться, мне так тошно, то что же будет потом?

Да-а, по всему похоже, я по колено в дерьме.

На Новый Орлеан снова спускается ночь, наступает время веселья и развлечений, люди покидают свои жилища, и Эндрю везет меня на пароме через Миссисипи в одно местечко под названием «Олд пойнт бар». Я рада, что снова надела черные босоножки вместо туфель на шпильке. На этом настоял, в общем-то, Эндрю: мол, много придется ходить пешком.

— Я не уезжаю из Нового Орлеана, пока не зайду в это местечко, — объясняет он, вышагивая рядом и держа меня за руку.

— Значит, ты здесь завсегдатай?

— Можно и так сказать, каждый год один или два раза бываю здесь обязательно. Несколько раз даже играл здесь.

— На гитаре? — Я гляжу на него с любопытством.

Навстречу идет группа из четырех человек, и я подвигаюсь к Эндрю поближе, чтобы дать им пройти. Он отпускает мою руку и обнимает за талию.

— На гитаре я играю с шести лет, — улыбаясь, говорит он. — Поначалу, конечно, плохо получалось, до десяти ничего интересного… Все так начинают.

— Да ты у нас прямо Моцарт… Он тоже с шести, кажется, начал.

— Ну, не то чтобы… Но мне с детства нравилась музыка. Вот Эйдану с детства нравилась архитектура. — Эндрю бросает на меня быстрый взгляд. — Он вечно что-то строил. Однажды в лесу даже выстроил шалаш на дереве. А Эшер хоккеем увлекался, тоже с раннего детства. Отец очень любил хоккей, почти так же, как бокс, — снова смотрит он на меня, — только, правда, почти. А Эшер год позанимался хоккеем и бросил. Когда ему было тринадцать. — Эндрю весело смеется. — Это папа хотел, чтобы он занимался, а Эшер не очень. Эшер любил ковыряться в электронике, пытался связаться с инопланетянами, собрал какую-то хитрую штуковину из разных деталей, которые валялись по всему дому… Это после того, как посмотрел фильм «Контакт». — Снова смеется, и я вместе с ним. — А твой брат? — спрашивает Эндрю. — Ты говорила, он сейчас в тюрьме… Вы были с ним дружны?

Я сразу слегка мрачнею:

— Коул был замечательным старшим братом… Правда, только до восьмого класса. А потом связался с одним типом, жил такой по соседству, подонок, в общем, Брэкстон Хиксли. Я терпеть его не могла, противный ужасно. Ну вот, они с Коулом подсели на наркоту и все такое. Папа хотел помочь ему, пристроил в приют для неблагополучных подростков, но Коул сбежал и попал в еще бо́льшую неприятность. А потом вообще покатился по на клонной. — Поднимаю голову, гляжу на шагающую навстречу толпу. — И доигрался… В общем, сам заслужил.

— Может, в тюрьме одумается, выйдет и снова станет хорошим старшим братом.

— Может быть, — пожимаю я плечами, не слишком-то разделяя его оптимизм.

Доходим до угла, сворачиваем с Паттерсон на Оливьер, и вот перед нами «Олд пойнт бар», внешне больше похожий на старинный двухэтажный особняк с боковым флигелем. Проходим под видавшей виды продолговатой вывеской, мимо стоящих у стены пластиковых столиков со стульями, за которыми сидят какие-то люди и довольно громко разговаривают.

Изнутри доносятся звуки музыки.

Эндрю придерживает дверь, пропуская выходящую парочку, и берет меня за руку. Мы проходим внутрь. Не сказать, чтобы очень просторно, зато довольно уютно. Я гляжу на высокие потолки, оглядываю стены, на которых висят фотографии, лицензии в рамочках, яркие плакаты, старинные афиши — ни дюйма свободного места. Потолок деревянный, с него свисает несколько потолочных вентиляторов. Справа стойка бара, и, как во всяком порядочном баре, на задней стенке мерцает экран телевизора. Женщина за стойкой, несмотря на толчею, похоже, сразу замечает Эндрю и машет ему рукой.

Эндрю в ответ улыбается и тоже машет, подняв два пальца, словно хочет сказать: «Поговорим немного позже».

Кажется, все столики заняты. Несколько человек танцуют на площадке, за которой на небольшой сцене расположились музыканты. Музыка отличная, что-то вроде блюз-рока. Мне очень нравится. Чернокожий гитарист сидит на табуретке, щиплет струны серебристой гитары, рядом белый парень поет в микрофон, акустическая гитара свисает перед ним на ремне. За ударными восседает огромный детина. На сцене есть еще клавишные, но сейчас на них никто не играет.

Я стою в нерешительности, когда мой взгляд падает на довольно грязную собаку черной масти, которая смотрит на меня и виляет хвостом. Протягиваю руку и чешу ей за ушами. Видимо, довольная, она ковыляет к своему хозяину, сидящему за столиком неподалеку, и ложится у его ног.

Подождав несколько минут, Эндрю замечает, что из-за одного из столиков неподалеку от сцены встают трое и направляются к выходу. Он подталкивает меня вперед, мы проходим и садимся.

Я еще не вполне оправилась от похмелья, да и голова немного побаливает, но, как ни странно, шум и музыка мне нисколько не мешают, скорее наоборот.

— Она не пьет. — Эндрю указывает на меня, обращаясь к женщине, которая недавно стояла за стойкой.

Пока я устраивалась поудобнее, она, оказывается, успела пробиться сквозь толпу и подойти к нам.

На вид ей лет сорок, может, чуть больше, каштановые волосы зачесаны за уши. Она так радушно улыбается Эндрю и так тепло его обнимает, что я начинаю думать, уж не родственница ли она ему, тетушка какая-нибудь или еще кто.

— Почти целый год тебя не видели, Пэрриш, — говорит она, обеими руками хлопая его по спине. — Где так долго пропадал, бродяга? — Потом с улыбкой смотрит на меня. — А это кто? — Она игриво переводит взгляд на Эндрю, но в ее улыбке я замечаю кое-что еще.

Эндрю берет меня за руку, и я встаю, чтобы быть представленной по всей форме.

— Это Кэмрин, — говорит он. — Кэмрин, это Карла. Она работала здесь, когда я выступал… Господи, какой позор… Сколько раз это было? Раз шесть, наверное, при тебе, да?

Карла толкает его в грудь, смеется и снова смотрит на меня:

— Верь ему больше. Ты бы слышала, как он поет. — Она подмигивает и пожимает мне руку. — Рада познакомиться.

Отвечаю ей тем же, улыбаюсь.

Гм, он еще и поет? Я думала, он здесь только на гитаре играл, а он, оказывается, даже пел! Впрочем, чему тут удивляться — петь он точно умеет. Я убедилась в этом еще в Бирмингеме, когда мы с ним в машине распевали во все горло «Отель „Калифорния“» и он ни разу не сфальшивил. Да и за рулем он порой словно забывал о том, что я рядом, или ему было все равно, и подпевал любимым песенкам, звучащим из динамиков.