Читать книгу - "Инквизиtor - Елизавета Домина"

ладана и воска. От сквозняка открывшейся двери пошатнулось пламя свечей. Девушка подошла к резервуару с освящённой водой, зачерпнула, выпила. На душе становилось легче, прежнее восприятие мира возвращалось. Тяжесть в голове отступила, словно одержимость осталась в прошлом. В мерцании огней и яркости цвета лики старых икон смотрелись празднично. Живые цветы в напольных вазах. Анна подошла к церковному киоску, купила свечи. Она не знала, как правильно молиться, поэтому просто просила о том, чтобы голос исчез из её головы и Мирон вернулся. Родителям здоровья, себе пути нового, далёкого от необходимости обманывать любимого человека. Села на лавку в пустующем зале. Тишина, вот что придавало ей сил. «Боже, помоги мне найти путь избавления от терзающего меня голоса, пожалуйста!» Достала смартфон, написала Мирону сообщение: «Прошу тебя, выйди на связь, ты мне нужен». Сообщение прочитано. Но ответа так и не последовало.

Аня вышла на улицу. Сняла платок, обернулась, посмотрела на храм, уходя.

― Бу! ‒ бесцеремонно резко, раздалось. ― Я тут! Соскучилась? Есть две новости хорошая и плохая, с какой начать?

― С любой. Не надо меня пугать своими трюками, ― Анна огорчилась, что голос не исчез.

― Хорошая ― документы на выезд будут готовы через неделю. Плохая ― за нами следят!

― Мы, уже мы? С каких пор ты решила? ― девушка пыталась говорить тише, чтобы не смущать прохожих.

― А ты знаешь, что не обязательно тебе отвечать мне вслух? На тебя итак все косятся, выглядишь не очень.

― Не хочу я из головы устраивать дом совещаний. Пусть косятся! ― упрямо заявила Анна, проигнорировав новости.

Свернула к пруду в парке, села на траву, наблюдая, как люди кормят уток. Краем глаза окинула прохожих, заметила мужчину на лавке в одежде, не располагающей к прогулкам. Если голос права и документы будут через неделю, тогда кто бы это мог быть? Спрашивать у погорелой она не намеривалась, ей хватало своего жизненного опыта до того, как это ворчливое чудовище проявилось в голове.

― Хватит уже умничать! Попроси меня, слетаю, разведаю! ― капризно заявила старуха.

― А ты можешь, как и раньше делать вид, что ты не вот эта гнусавая сущность, поселившаяся в голове, а просто ‒ мои мысли? Ты из меня недееспособную делаешь. И вообще работай почаще на общее благо вне моей головы.

― Общее благо. О… ― протяжно ответила, ― мне нравится, что ты смирилась. Ты не представляешь, сколько всего мы можем сделать вместе, они все к твоим ногам падут. Я полетела.

***

Вадим сидел за длинным обеденным столом напротив тучного мужчины в очках. Тот, сопя, ковырял вилкой в тарелке, откидывая в сторону зелень.

― Поналожат гавна всякого, и жри, как козёл траву. Унеси, ― подозвал он стоящего неподалёку официанта. ― Повару скажи, уволю, если увижу опять зелень в тарелке.

Выслушав рассказ Вадима, мужчина довольно улыбнулся.

― Ну вот, племяш! То-то же, а говорил Апостол твой умный. Дураком с детства был, таким и остался. Я ему сколько раз предлагал, работай со мной, будет тебе счастье. Нет, упрямый баран, придумал свой какой-то несуществующий мир, в справедливость он играет.

― Дядя Веня, а теперь что? ― племянник в предвкушении замер.

― Как и договаривались, будем делать так, чтобы ты занял место Пети в отделе. Держать руку на пульсе надо всегда. Дядя плохому не научит. Только заруби себе на носу: мне нужна активность, чтобы все эти ваши перемирия сразу в топку. Придумали идиоты. ― Веня провёл большим пальцем по зазубренному лезвию сервировочного ножа. ― Пойми, нашу биржу не просто так медведем называют, потому что в спячке постоянно. На ней бабосов не поднять, то ли дело западная ‒ прёт как бык. Только торги открылись, уже активность: графики прыгают, растут деньги. А с этой стабильностью мнимой медвежьей, на месте экономика топчется. Нужна движуха! Энергия ведьм должна искрить. Лбами сталкивать, крутить, вертеть, флажки устанавливать, в конфликтах потенциал отжимать и попёр дальше в рост. Обвинять, пугать, ссоры накручивать. Понаблюдай, как я стратегически вопрос решаю, а потом у нас команда будет с тобой. ― Мужчина обтёр губы салфеткой.

― Это понятно, мы давно обсуждали, я согласен. А в отделе что? ― Вадим внимательно смотрел в ожидании ответа, прищурив маленькие колкие глаза.

― Есть у меня один план, как додавить Мирона твоего этого. Оно ведь знаешь как, убрал руку с шеи, не задушил до конца, а потом, бац, ― стукнул кулаком по столу, ― и обратно оно всплывает. Не тонет потому что. ― Рассмеялся от своей глупой шутки. ― Апостол давно бы ко дну уйти должен был, а второй раз плюх и коричневая куча на воде. Благо хоть с братцом его развести вовремя удалось. Ты иди, работай, вида не подавай! Сам поймёшь, когда почерк дяди узнаешь в виртуозной игре. У меня свои симфонии соло на скрипке. Танец злобного гения.

***

Мирон сидел на берегу пруда в парке, вечерние огни отражались в глади воды. Свежий, прохладный ветер напоминал о приближении осени. Пропали различия сущностей в лицах, лишь мир стал ещё темнее для него, но легче как-то. Не срываться по первому звонку, не ловить по приказу.

Женщина с ребёнком кидала в воду увесистые куски белого хлеба. Утки подхватывали угощенье, крякая, отплывали в сторону. Малыш забавно подпрыгивал, вопрошая: «Мамочка, ещё можно?» И вновь брызги от удара угощением по воде, и восторженный возглас мальчишки.

Мирон задумался: а смог бы он стать хорошим отцом для своих детей, пережив все эти скитания, войны, предательства. У него нет тепла, чтобы делиться с кем-то. Только холод и пустота. Не всем, наверно, суждено иметь семью. Надежда на верность и уют рядом с девушкой из сна остались в прошлом.

Прошло три дня с момента, когда Анна прислала смс, но он не готов выходить с ней на связь, пока свежи воспоминания о её рандеву в кафе с другим мужчиной. Она же улыбалась там как-то по-другому совсем. Она и Петру улыбалась не как Мирону, он помнил это точно. Научился различать в её взглядах фальшь и настоящее. Актриса, которая исполняла свои роли. Только до сих пор непонятно, зачем ей был Апостол, а уж тем более Мирон. Если это связано с отделом, тогда теперь, после увольнения, он ей и подавно не нужен. Отработанный материал. Не только для Ани, для всех тех, кто был рядом с ним. Оставался только Макар, как последний негаснущий маяк причала