Читать книгу - "Привет, красотка! - Патрик Санчес"

Когда Руби пришла домой, Дорис сидела на диване в гостиной с Тако под боком. Оба с интересом наблюдали за приключениями Губки Боба Квадратных Штанов, причем телевизор был включен на полную громкость.

— Привет, — сказала Руби. — Привет, — отозвалась Дорис, едва взглянув на дочь. — Эта белка из «Губки Боба»… Кажется, ее зовут Сэнди… Она что, лесбиянка?

— Что?!

— Ну посмотри хорошенько, она вечно молотит кого-нибудь, демонстрирует приемы карате. Без цветка на шлеме не догадаешься, что это девочка.

— Да, мама, белка из мультфильма — закоренелая лесбиянка. Протеста Джерри Фолуэла[74]следует ожидать со дня на день.

— Нечего умничать, — не оценила Дорис сарказма дочери.

— Незачем спрашивать, — не осталась Руби в долгу.

— Я не стану смотреть на белку-лесбиянку, — возмутилась почтенная леди и переключила канал. Пощелкав кнопкой дистанционного управления, она остановилась на рекламе, где Лорен Хаттон рассказывала о необходимости гормональной терапии в период менопаузы.

— Боже милостивый! Говорить по телевизору о возрастных изменениях! В мое время ее бы отволокли в лес и пристрелили, — возмутилась Дорис. — Ты ведь не принимаешь гормонов, Руби?

— Мама, мне тридцать два!

— Но я читала, что у полных женщин кли… возрастные изменения наступают раньше.

— Да ради Бога, — отмахнулась Руби. Она была в отличном настроении и решила не позволять Дорис портить ей кровь. Правда, она очень устала: сегодня эмоции сменяли друг друга с невероятной быстротой. Жалкая развалина, получившая отставку от Престона, вновь преисполнилась надежд и сладких предчувствий после приглашения Алана… — Девочки дома?

— Ванды не слышно, а Симона у себя блюет.

— Что?!

— То самое. Сейчас почти шесть часов, это ее обычное время, — сообщила Дорис, словно говорила о распродаже «Тайда» в «Сейфуэе».

— Как — обычное время? О чем ты говоришь? — Руби настолько поглотили собственные переживания, новая одежда, прическа и Престон с Аланом, что она совершенно забыла о тайнике Симоны, набитом сластями и всякой калорийной дрянью.

— Она обычно блюет в шесть часов, — повторила Дорис, словно говорила о чем-то само собой разумеющемся. — А как иначе, по-твоему, ей оставаться стройной?

— И давно ты об этом знаешь? — зловеще спросила Руби.

— Ну, уже некоторое время.

— Почему же ты молчишь?

— Не в моем характере лезть в такие дела. Кроне того, ее метод действует. Погляди, как прекрасно она выглядит.

Руби словно обожгло: Дорис искренне верит, что издевательство Симоны над своим организмом нормально и правильно, раз позволяет оставаться стройной. Чудо, что она ни разу не предложила родной дочери после еды сразу совать два пальца в рот.

— Нет! — вырвалось у Руби.

— Что — нет?

— Так не пойдет.

— Что не пойдет?

— То, что делает Симона. Это может ее убить. Неужели ради этого стоит умирать, мама?

— Что с тобой, Руби? Ради чего стоит умирать?

— Ради стройного тела?

— Конечно, нет, — ответила Дорис.

— Вот как? Зато можно изводить меня всю жизнь, желая переделать?

— О чем ты говоришь? Ты что, приняла наркотики? — удивилась Дорис внезапной резкости дочери.

— Говорю о моей жизни, о том, что ты тридцать два года шпыняешь меня из-за веса и аппетита.

— Я не шпыняю, а стараюсь помочь. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Мама, а ты не думала… Тебе не приходило в голову, что можно быть полной и при этом жить счастливо?

Дорис минуту молчала, обдумывая вопрос.

— А я считаю, что можно, мама, — продолжила Руби. — Все больше и больше я в это верю, и ты мне очень поможешь, если раз и навсегда отвяжешься с похуданием и примешь меня такой, какая я есть.