Читать книгу - "Избранница Наполеона - Мишель Моран"

— Ваш эгоизм невыносим, — говорит Поль, а солдат делает шаг в сторону, давая ему пройти.

Я смотрю на этого молодого немца. В его взгляде — неподдельное восхищение. Эгоизм? Что может быть большим альтруизмом, чем то, что я намерена сделать? С этим даже Гортензия не стала бы спорить.

Внизу я присоединяюсь к брату. Я забираю Обри, и Наполеон ведет меня к своему экипажу. Хоть прокачусь напоследок в императорской карете. Я оглядываю внутреннюю обивку из светлого шелка и глажу бархатные подушки. Длинная процессия военных повозок выезжает из ворот, на лице брата напряжение.

— Приготовься. — Больше он ничего не говорит.

Мы проезжаем по улицам, и на первый взгляд ничто не изменилось.

У женщин на груди белые кокарды, мужчины прицепили их на шляпы. Страна жаждет власти Бурбонов; народ напуган и ищет успокоения в прошлом.

И тут я вижу. В парке, где когда-то стояла конная статуя брата, теперь груда булыжников. Его статуи сносятся с пьедесталов, памятники крушатся.

«Да здравствуют союзники!» — кричит кто-то из женщин, когда мы проезжаем мимо, и по всему пути нашего следования люди, узнав карету, подхватывают этот клич. Кто-то кричит: «Долой тирана!» — и в карету летит камень. Обри зарывается головкой мне в шею.

— Переменились они… — обреченно произносит брат.

В карету попадает еще один камень.

— Маленький бунт. Беспокоиться не о чем. Союзники не допустят, чтобы мне причинили вред. Они жаждут видеть меня на Эльбе беспомощным.

Когда мы останавливаемся в Мило, карету обступают сто с лишним человек, и даже брат настораживается.

«ТИРАН! ТИРАН!»

Наполеон распахивает дверцу. Выходит из кареты и во весь голос кричит:

— Вот он я, тиран!

И мгновенно наступает тишина. Мужчины переглядываются, потом один выходит вперед.

— Вы — император Бонапарт?

— Да.

— Тот самый, кто послал в Россию на смерть наших сыновей?

Брат снимает шляпу и склоняет голову.

— Я оплакиваю этих людей. Всех до единого.

— Да ты, как паршивый пес, ночью бежал из Москвы! — кричит кто-то.

— Да. Чтобы защитить свое королевство! А что бы вы стали делать, если наверху в вашем доме убивали ваших сыновей, а внизу грабили жен? Вы бы кого выбрали? Умирающих или живых?

Он делает шаг вперед, и разгневанные люди расступаются.

— Когда-то мной руководили тщеславие и честолюбие. Но в Россию со мной эти демоны не пошли. Я отправился на восток, чтобы преподать царю Александру урок, потому что тот, кто готов торговать с британцами, с таким же успехом в любую минуту мог вступить с ними в альянс против нас!

Он забирается на каменную скамью и продолжает:

— За каждого мужчину, женщину и ребенка, погибшего при моем правлении, я прошу прощения. — Он кладет руку на сердце. — Мне очень, очень жаль. Но их смерть не была напрасной! Казаки идут маршем по Елисейским полям, но Париж устоит. На улицах пруссаки, в Фонтенбло австрийцы, но ни одна вражеская армия не лишит французов их несгибаемого духа! Я выковал эту нацию в огне революции, и даже русские в Тюильри не отнимут у нас нашего предназначения!

Люди воодушевленно кричат, подбрасывая в воздух шляпы. В жизни не видела ничего подобного. Наполеон великолепен.

— Мы лучшая нация на земле! — страстно продолжает он. — Франция и без меня останется великой. Она никогда не забудет о своем достоинстве и гордости. — Он соскакивает со скамьи и требует у одного из австрийских солдат коня. — До Фрежюса я буду оба дня скакать верхом, — объявляет он. — Вождь нации должен с открытым лицом идти навстречу своей судьбе!

Мы отъезжаем, и на глазах у людей слезы, а один человек протягивает императору Библию.

— Вам в дорогу, — объясняет он. — Да хранит вас Господь.

Остаток пути до моря проходит в том же духе. Повсюду разгневанные, угрожающие расправой толпы, и солдаты коалиции с благоговением наблюдают, какую власть мой брат имеет над ними всеми. Когда наконец мы прибываем в порт, на причале ждут тысячи людей, и у всех кокарды в цветах Бонапарта — голубые с золотом.

Наполеон садится ко мне в карету, и Обри прыгает ему на колени. Раньше она никогда так не делала. Я прикрываю рот рукой, подавляя возглас удивления.

— Прощается, надо полагать, — роняет он.

— Шесть месяцев! — напоминаю я.

Брат не спорит, только передает Обри обратно.

Я смотрю на большой британский фрегат, который доставит его на Эльбу. На борту название — «Неустрашимый».

— Еще не все потеряно, — говорю я. — Взгляни на этих людей!

На причале такое столпотворение, что солдатам не без труда удается поддерживать порядок. Женщины рвутся хоть одним глазком взглянуть на своего «Бони» — так его здесь называют. Мужчины тоже жаждут видеть своего трагического героя. Я лезу в ридикюль и достаю тяжелый шелковый кошелек. Протягиваю ему.

— Вот, это тебе. Здесь хватит, чтобы собрать армию. — Он пытается сунуть мне назад фамильные драгоценности Боргезе, но я отказываюсь. — Когда останешься один, зашей их за подкладку своей шинели. Неизвестно, как еще все сложится.

Он достает из кармана письмо и протягивает мне. Оно адресовано Жозефине.

— Вот, написал в Фонтенбло, — говорит он.

Я читаю письмо, и у меня начинают дрожать руки.

«Мой мозг и моя душа вмиг освободились от неимоверного груза. Падение мое велико, но, как говорят, все к лучшему. В уединении я сменю шпагу на перо. История моего царствования будет познавательной. До сих пор мир видел меня лишь в профиль, теперь же я предстану перед ним во весь рост. Сколько всего мне предстоит открыть; сколько тех, о ком сложилось ложное представление.

Я осыпал всякими благами миллионы неблагодарных, и все они меня теперь предали. Да, все. Из этого числа я исключаю любезного Евгения, который оказался достоин и тебя, и меня. Прощай, Жозефина.

Наполеон

PS. Жду от тебя известий на Эльбе. Здоровье мое неважное».

— «Здоровье мое неважное», — повторяю я вслух.

На глаза брата наворачиваются слезы, а у меня разрывается сердце. Никогда я не видела Наполеона плачущим, даже в детстве.

Он распахивает дверцу экипажа и подает мне руку. От ликования, охватывающего толпу при его появлении, можно оглохнуть. Солдаты ведут нас к причалу, на котором он когда-то стоял после завоевания Египта.

— Прощай, Паолетта. — Он прижимает мою руку к сердцу. — Передай маме, я ее люблю.

Он ступает на сходни, пушки фрегата бьют салют из двадцати одного залпа в честь недавнего правителя могущественной империи, а у меня по лицу катятся слезы.