Читать книгу - "Кольца Лины - Наталья Александровна Сапункова"

Я опять кивнула.

— Ты училась заклинаниям?

Я достала из стола Дина лист бумаги и, обмакнув перо в чернильницу и посадив смачную кляксу — неужели тут можно научиться обходиться без клякс?! — написала: "Это стихи. Поэзия".

Ни разу не слышала, чтобы в простой речи тут вообще упоминались стихи, но слова я знала, значит — есть такое. Но каков тут контекст, и вообще… Дана смотрела без понимания. И эта здешняя грамматика — почти все пишется не так, как слышится, прямо кошмар какой-то!

Наконец, ленна пробормотала:

— Я слышала, что поэтические заклинания самые мощные.

То есть, что-то до нее дошло, но малость не тем боком. Ладно, пока сойдет.

Пришел Дин и ненавязчиво прогнал ленну — дескать, Нонна спрашивала, да и не след ей проводить время с нами, ненужное внимание привлекать. До этого я отдала ему ключ от сундука, чтобы вернул ленне дедову книгу и уничтожил то, что осталось от моих письменных упражнений.

Для себя Дин собрал такую же небольшую сумку, как у меня. Все делал отрешенно как-то, молча. Волновался?..

Зато спросил меня:

— Ты когда-нибудь летала в седле?

Хоть стой, хоть падай. Я не только в седле не летала, но и не ездила никогда в жизни, если не учитывать карусельных лошадок в далеком детстве. Так что, понятно, помотала головой — нет, не летала.

— Н-да. Ты и лошадей боишься, или мне показалось?

Ох, ему не показалось. Не то чтобы боюсь, но особо приближаться остерегаюсь.

— Ничего. Держись за меня крепче, только не трепыхайся, а то птица чужая будет, как еще себя поведет. Не бойся, я справлюсь. Когда-то я много летал, это не забывается.

Когда-то имень позволял ему летать на птицах. Раньше, когда Дин еще не вообразил себе, что хочет смыться куда подальше из этого благословенного места, "из-под руки" доброго папочки, который кому-то чего-то там пообещал. А ведь это объяснимо, что имень не хочет внуков от бастарда: законный наследник у него малость неадекватный, ну как незаконные наследники обойдут законных?

Я улыбнулась Дину — ничего, я тоже справлюсь. Боюсь до немоты в конечностях, что есть, то есть, но сожму зубы и скорее тихо умру, чем буду мешать. Понимаю же: на такой высоте, верхом на птичке — до сих пор остерегалась представлять себе, каково это, — и еще бьющаяся в истерике от страха барышня… Право, тогда легче эту барышню пристукнуть малость и везти как багаж…

Это же мне надо. Надо выжить, остаться здоровой, вернуться домой. И уже совсем не имеет значения, насколько страшно.

Дин принес нам одежду — короткие шерстяные плащи с рукавами и с капюшонами, которые затягивались шнурками — и сами плащи, и их капюшоны. А еще он принес мягкие сапоги и плотно облегающие голову шапочки, теплые штаны и куртку — оказывается, и для меня. Не знаю, где взял, но все было не новым, хоть и добротным.

— Сядешь по-мужски, так тебе легче будет, нам ведь часов шесть-семь лететь, — сказал он. — Ничего, в Сарафире к такому привычны, доберемся до постоялого двора, переоденешься. И по лавкам пройдешься, если не хватает чего. Сарафир — столица Вельда, — не забыл пояснить.

Вот до чего-чего, а до лавок в Сарафире мне пока дела не было никакого…

Бросив вещи кучей, Дин присел на пол возле меня, положил голову мне на колени и замер так. Я запустила пальцы в его волосы, гладила, перебирала. Они спутались, расчесать бы. Вообще, девушке бы такие кудри, густые, блестящие, как мех, такой приятный пальцам. Я, вообще, такая, что когда волнуюсь — смеюсь, глупости разные принимаюсь рассказывать, анекдоты, перед экзаменами, помнится, хохотала громко. Наверное, теперь от волнения меня на другое повело — целоваться хотелось, и чтобы меня теребили, трогали. Смеяться, уворачиваться, да хоть подраться… Скажете, глупо?..

Я приподняла Дина за плечи — много усилий не потребовалось, сам ко мне потянулся, — прижалась щекой к щеке, как же приятно это. Поцеловала легонько, он тут же жадно впился поцелуем в мои губы, но сразу отстранился.

— Искушаешь, женушка ты коварная? Что ж так не вовремя? Или дразнишь?

Я одними уголками губ улыбнулась — понимай, как знаешь! Мы — за запертой дверью, я сижу на кровати, на нашей, для нас вчера застеленной всем этим вышитым-кружевным. И уворачиваться мне что-то больше не хочется, будь что будет, в самом деле.

— Пожалей, любимая, не время сейчас, — он быстро встал, рывком поднял меня на ноги, снова поцеловал.

Ой ли, так уж и не время?..

Я отшатнулась, провела руками по лицу. С ума сошла! Конечно, не время. Виновато взглянула на Дина — прости, дескать.

На губах Дина дрожала улыбка, нежная, еле заметная.

— Слышал, это страшно приятно, когда дорога дальняя, и девушка позади в седле, обнимает, прижимается. Они, когда в седле, всегда именно так и делают, хорошо, если и не визжат, конечно. Так что, мне еще предстоит ночь удовольствия, хотя лучше бы ты ко мне под одеялом поприжималась. Прилетим в Сарафир — не станешь противиться? Не прогонишь? — и взгляд горячий, просящий, перед таким мне не устоять.

Я кивнула.

— Да — это не станешь?

Я опять кивнула — да, да, такой непонятливый!

Он опять придвинулся, шепнул на ухо, как тогда, у ленны:

— Я тебя отпущу в твой мир, когда пожелаешь. Противиться не стану. Если сама не передумаешь. Не опасайся, обещаю, не хочу я неволить тебя…

Сама не передумаю! А ты, милый, небось, решил, что могу?..

Нет, не могу, не передумаю, даже ради тебя! Но какое это имеет значение сейчас?

Это будет "потом", но "потом" — не существует…

И опять — щека к щеке, приятно как, до чего нравится… не хуже поцелуя.

Ох я и ненормальная… это все вместо того, чтобы бояться, да?

Некстати вспомнились слова ленны: "Он Ноне всегда поручал покупать амулеты, когда ты зачастишь в деревню к какой-нибудь…"

К какой-нибудь, да, милый? Да я эту какую-нибудь…

Все, я решила. Я замужем! Слово-то какое… серьезное. Не мое. Да какая разница, подумаешь, слово…

Это здорово — принять решение, и больше не оглядываться. Теперь еще — много часов лететь на рухе, ночью, никакой тебе кабины, никакого парашюта!

Ничего, кажется, здесь от этого не умирают.

— Одевайся, — сказал Дин, отстраняя меня. — И нижнее чтобы все теплое, на высоте прохладней.

Он сдернул покрывало с кровати, разворошил постель, и