Читать книгу - "Змей из райского сада - Елена Ларина"

— Ну хочешь, пойдем в итальянский ресторан… — недоуменно и обиженно пробормотал Мишутин.

— Мишутин! Я же умерла! Зачем мне в итальянский?! — с возмущением спросила я его. Теперь мне казалось, что во всем виноват он. Пухлощекий, бесцветный, водянистый, бледный и покатый.

Я злилась на него за то, что он ничего не может со мной поделать. Даже не знает, как ко мне подступиться. Злилась, что сейчас он скорее всего вынет бумажник и предложит мне что-нибудь купить. Но он этого почему-то не сделал. Наверно, боялся, что я его убью.

Поездка в Париж не удалась.

Зато у мсье Нэвэлев все было в полном порядке. Через несколько дней после возвращения из Лиона я не выдержала и купила в киоске газету «Курье спортиф», где печатались результаты розыгрыша этапа Кубка Европы. Невелев получил бронзу! Это было на грани невозможного. Потому что наша команда всегда ставила себе труднодостижимую цель войти хотя бы в первую десятку. А тут Невелев принес сборной единственную медаль!

Что ж, меня это нисколько не удивляло. С таким голосом, какой был у него в то утро, странно, что он вообще умудрился пройти через допинг-контроль. Голос у него был как скрученная пружина. Улететь после нашего расставания он мог бы и подальше.

* * *

Северная столица радушно встретила меня пощечиной мокрого снега и резкого сырого ветра.

Во мне что-то сломалось. Мы приехали домой уставшие и раздраженные друг другом. Мишутин остался ночевать на Исаакиевской, с утра у него намечалась встреча с партнерами в «Астории».

А я вильнула хвостом и отправилась в свой дом. Он вежливо пожелал мне счастливого пути и даже посадил в такси. Хотелось без промедления занять руки щипцами и ручником. Раскалить железо и создать какой-нибудь кладбищенский шедевр. Мрачный юмор не давал мне покоя. Мне так и виделся узор из отдельных фрагментов переломанных лыж. Хотелось все так запутать, чтобы сразу никто не сумел догадаться, что это там на самом деле.

Я скинула дорожные шмотки, надела свои старые, потрепанные джинсы и тонкий зеленый свитерок. С каким-то патологическим злобным равнодушием раскрыла чемодан. В нем аккуратно сложенные в яркие пакеты с именами известных дизайнеров лежали парижские обновки. Не примеряя и не рассматривая их, я сложила все это барахло в распухший за последнее время шкаф.

Потом на уютной кухоньке в стиле кантри сварила себе крепкого кофе с корицей. Достала с полки забытые конфетки. Села за стол. Но только я собралась поднести чашку к губам, как в дверь позвонили.

Я встала и пошла открывать. И не поверила своим глазам.

— Вот уж не ожидала… — сказала я. — Ну заходи, раз пришел.

— Я ненадолго.

— Да уж надеюсь, — ответила я, недоуменно глядя на вошедшего в мой дом бывшего мужа. — Какими судьбами?

— Да вот… Приехал в Россию. Устал. Хотелось со всеми повидаться, — ответил Чургулия, с любопытством оглядывая мое жилище.

— Ну ко мне-то ты мог не тащиться… Я не горела желанием тебя видеть, — ответила я спокойно. И удивилась себе, насколько забытой казалась теперь та жизнь с прекрасным Мавром и посиделками в мастерской.

— Ты счастлива? — неожиданно спросил меня несентиментальный Чургулия. И обернулся ко мне с заученным светским выражением лица.

— Я — да! — ответила я убежденно. Ну не рассказывать же ему, что жить мне сейчас не хочется. И я еще более радостно повторила. — Я очень счастлива! А ты?

— И я, — сказал он скупо.

Если он искренен со мной так же, как я, то представляю, в какой он заднице. Впрочем, выглядел он совсем неплохо. Если на его долю и выпали какие-то трудности, то на нем это не отразилось. Видимо, близко к сердцу не принимал.

— Что ты там о творчестве каком-то говорила? Не помнишь? Вот ты, оказывается, к чему стремилась… — сказал он едко. — Богатство. Дом.

— А ты, наверное, думал, что я хотела всю жизнь на улице в Америке прожить… Чургулия, чего ты пришел-то? — прервала я его патетическую речь, удивляясь тому, что раньше, пожалуй, так бы не смогла. Начала бы отвечать ему, спорить, оправдываться. — Надо чего или как?

Он посмотрел на меня немного удивленно.

— Ты изменилась, — сказал он с сожалением. — Ты стала такой же блондинкой, как и все.

— Это все, что ты хотел мне сказать? Тогда счастливо! Привет Маше Арчер, — я открыла перед ним дверь.

Влетел холодный ветер.

— С Машей я больше не живу, если тебе это интересно.

— Нет. Мне это неинтересно.

— Ну ладно. Извини. Я не хотел. — Он сильно стушевался. — Мне, видишь ли, нужна твоя помощь.

Я закатила глаза к небу. Началось…

— Ты не могла бы дать мне в долг пятьсот баксов. Я верну сразу, как только попаду обратно в Америку… Дело в том, что…

— Не трудись… — я остановила его с облегчением.

Хорошо, что у него есть причина. Не хватало еще, чтобы он просто ходил ко мне в гости. Я пошла в комнату. Наличные деньги у меня были. Перед отъездом в Париж с нами расплатился Летуновский. Заказ был большой, стоил дорого.

Я возвратилась в холл. Непрошеный Чургулия пробрался уже в гостиную. Что ж. Так ему и надо.

Остолбеневший стоял он перед своей прекрасной «Настасьей Филипповной».

— Вот, значит, как… — произнес он, не поворачиваясь ко мне. — А все-таки я гений!

— Ты просто любил меня тогда. Поэтому она такая получилась. — Он поморщился от двойного удара. Но ответил только на тот, который казался ему неприятнее.

— Просто я умею писать картины.

Теперь получила я. Насчет любви он пропустил мимо ушей. Значит, и не было никакой любви. Его по-прежнему не интересовало ничего, кроме него самого и его таланта, оказавшегося в Америке под большим вопросом.

— Да. Конечно, ты прав, — усыпила я его бдительность кротким согласием. — Ты обладаешь редким даром передавать то, что видишь. Но весь секрет твой в том и заключается. Ведь это я смотрела на тебя такими вот глазами. — Я махнула в сторону картины. — А больше на тебя вот так никто не смотрит. Может, Чургулия, дело было все-таки во мне?

Он посмотрел на доллары в моей руке и проглотил уже готовые сорваться с языка неприятные слова.

* * *

С Машкой я встретилась в кафе на Белинского. Я ностальгировала по этим чудным местам моей недавней студенческой юности. Казалось, была она только вчера, а столько всего произошло. И я была уже совсем другой.

Я обожаю дарить подарки. А как осчастливить Машку, знаю наверняка. С ней все просто. Ей надо того, чего нет ни у кого. Это только на первый взгляд совершенно невозможно. Стоит только немного подумать, и решение готово. Парижский блошиный рынок — вот рай для таких, как она.

С одеждой они с Натальей прекрасно справляются сами. Наташка как-никак художник по костюмам. Всю зиму Мария проходила в совершенно убийственной дубленке, ярко-синей, с морозной вышивкой сказочной красоты. Все это для нее придумала Наташка. Сама перекрасила замшу. Сама вышивала. Сама подогнала по фигурке. Всю зиму прохожие врезались в фонарные столбы, когда мимо проходила подающая надежды актриса, урожденная звезда Машка Ольшанская.