Читать книгу - "Сожаления Рози Медоуз - Кэтрин Эллиотт"

– Постойте! Не выключайте, я заинтригован.

Я приняла его слова за чистую монету, и он досмотрел серию до конца, наверняка бесстыдно посмеиваясь надо мной про себя, но я все же рассмеялась, когда он воскликнул:

– Минуточку, а я думал, что она встречается с Грантом!

Потом показали документальный фильм и новости. Джосс сел и стал смотреть внимательно, но не молча. Я обнаружила, что телевизор для Джосса был не поводом прирасти к дивану, как овощ, размягчить мозги и поддаться расслабляющим катодным лучам. Нет, для него это было двусторонним общением. Он спорил с телевизором, обсуждал напряженные проблемы, ругался, кидал в него ботинками, книгами, а как-то раз, заслышав слова «храм народа», швырнул в экран мой шоколадный мусс – я потом долго кнопочки оттирала. Он возмущался, с какой стати он должен платить за подключение, чтобы смотреть столь оскорбительную белиберду. А когда объявили лауреатов какой-то художественной премии, с ним чуть было не случился припадок ярости.

– Ублюдки! Ублюдки! – проревел он и потянулся за ботинком. – Разве можно давать премию ему! Наверняка это шутка, наверняка!

– Непохоже, – заметила я, увидев, как победитель поднимается на подиум за наградой.

– Но эта картина – полное дерьмо! Настоящий мусор чистой воды, даже полному идиоту это понятно. Вам же понятно, правда, Рози?

– Спасибо большое, – пробурчала я. – Я вообще этой картины не видела.

– Но вам же нравится искусство, правда? – не унимался он. – Большинству людей в этой стране уже наплевать, конечно, они только играют в компьютерные игры да тайком смотрят порнографию в Интернете. Но вы-то наверняка были в галерее, Рози. Вы же не все время занимаетесь своим вязанием или что еще вы там делаете.

Я отложила в сторону именной ярлычок, который нашивала на школьную форму Тоби.

– Да, Джосс, я люблю и ценю искусство, и если честно, я бы мечтала побродить по галерее Тейт, в то время как кто-нибудь присматривал бы за моим ребенком. Но увы, свободного времени у меня мало, и сейчас мне необходимо нашить ярлычки на вещи вашего сына. Скажите, Джосс, вы когда-нибудь делаете хоть что-то практичное? Вы вообще знаете, что такое реальный мир? Вы делаете ремонт, вешаете полки, перекапываете огород, моете машину? Или кто-то делает все это за вас? Потому что если бы у меня был помощник, который выполнял бы все эти дела вместо меня, осмелюсь предположить, я бы тоже стала высококультурным человеком. – (Может, это и было слишком нагло, но мне уже надоело изображать темную крестьянку перед надменным владельцем особняка.)

– Господи боже. Я и не подозревал, что вы такая, Рози. Сейчас еще скажете, что вы думаете обо мне!

Наверху закричала одна из близняшек. Я встала и пошла к ней.

– Сказала бы, – пробормотала я. – Только у меня нет времени анализировать ваш характер.

Я выбежала из комнаты, а Джосс расхохотался. Я все время убегаю и краснею, убегаю и заливаюсь румянцем – ну почему так всегда происходит? Что со мной не так? Веду себя как тинейджер, в самом деле.

Я вытерла горячие лобики и влила в близняшек немереное количество каламинной микстуры и калпола – снотворного для маленьких. Потом спустилась вниз, села в кресло и взяла рубашку, приготовившись шить. Я удивленно взглянула на Джосса: тот смотрел телевизор с нейтральным и невинным выражением лица. Сдержав улыбку и не говоря ни слова, я взяла очередную рубашку и продолжила работу.

Рубашки были приданым Тоби для поездки в школу-интернат. Конечно, я знала, что ему пора в начальную школу, но то, что он поедет в школу-интернат, явилось для меня полной неожиданностью. Если честно, в интернате Тоби было не место. За завтраком следующим утром я робко сообщила о своих сомнениях Джоссу.

– Вы уверены? То есть неужели вы думаете, что ему там понравится?

– Сначала вряд ли, но потом он привыкнет. И ему это пойдет на пользу, Рози. Он застрял здесь, в захолустье, кроме сестер, у него нет друзей, – ему не мешало бы быть поактивнее. Аннабел очень хочет, чтобы он занялся каким-нибудь спортом, завел товарищей и все такое.

Ага, как же, подумала я. На самом деле ей хочется выдворить его из дома и отделаться от него. Позднее я как можно осторожнее и деликатнее расспросила Тоби, что он думает по этому поводу. Но он помалкивал и, похоже, уже смирился.

– Папа хочет, чтобы я уехал, значит, придется ехать: что еще сказать? Зачем вообще об этом говорить?

Близняшки вели себя совсем по-другому. Они жутко расстроились, что Тоби уезжает. Я обнаружила их на полу в спальне: они сидели в пижамах, жалобно всхлипывали и остригали куклам волосы кухонными ножницами. Я изумленно наблюдала, как Люси скотчем приклеивает обрезки волос к старой купальной шапочке. При этом она безутешно рыдала.

– Люси, что ты делаешь? – Я в ужасе опустилась на пол рядом с ней.

– Парик для Тоби, – всхлипнула она.

– Боже милостивый, зачем?

– Затем, что он теперь лысеист! – заревела она. – Значит, он лысым станет!

– О нет, дорогая, нет! – Я крепко ее обняла. – Лицеист, а не лысеист. Это значит, что он отправится в школу-лицей. Волосы у него не выпадут!

На меня уставились два ошарашенных заплаканных личика.

– О… Так значит… – Они медленно обернулись и оглядели шеренгу несчастных лысых кукол.

– Ох! – выпалила Эмма.

– Я куплю вам новые, – торопливо пообещала я, прежде чем они успели снова залиться слезами. – В Сайренсестере. Поедем и выберем вместе.

– Не надо, ничего страшного, – ответила она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Наверное, она чувствовала себя глуповато. – Мы уже слишком взрослые, чтобы играть в куклы, правда, Люс?

– Да бросьте?

– Ммм, правда, – согласилась Люси. Ее нижняя губа храбро подрагивала. Она взглянула на Эмму, на кукол-мутантов у своих ног и замялась. – Разве только… может, по одной Барби на брата?

– Конечно, по одной Барби, – поддержала я ее. – В память о старых добрых временах. И если наткнемся на Кена, может, и его купим?

– Фу, только не это! Никаких мальчуковых кукол!

– Я просияла, радуясь, что они успокоились. Хотя близняшки уже выросли из своих кукол, игры в Барби и Кена их пока не интересовали. Выглядели они намного лучше, и, поскольку уже часа четыре ни одну из них не тошнило, я разрешила им одеться и сойти вниз.

Спокойствие длилось недолго. Через две минуты Люси опять закатила истерику: на этот раз руки у нее были в крови. Она вбежала на кухню и издала пронзительный вопль. Вид у нее был такой, будто ей на голову вылили бутылку томатного кетчупа. Я чуть было не уронила огромный пирог с морским гребешком, который приготовила в паб: подумала, что она освежевала Тоби или, чего пуще, Айво.

– Что такое? – закричала я. – Что стряслось?

– Лапик! – всхлипнула она. – Он умирает! Вонючка укусил его за задницу, и у него из раны льется кровь!