Читать книгу - "Ботоксные дневники - Дженис Каплан"

— Это совершенно исключено, — непреклонно заявляет Далия. — Я готовилась к этой презентации несколько месяцев. На ней присутствует корреспондент «Нью-Йорк пост». Я не допущу, чтобы ее назвали «вечеринкой сердечных приступов».

Она поворачивается на каблуках красных замшевых туфель от Кристиана Лабутина и выскакивает из ванной, хлопнув дверью. У меня возникает ощущение, что мы оказались взаперти.

Люси поднимается с пуфика, все еще держась за грудь, и начинает расхаживать по ванной взад-вперед.

— О Господи, никогда не думала, что умру такой ужасной смертью! — Сказав это, она бросается к аптечке и рывком открывает дверцу.

— Что ты ищешь?

— Аспирин. Я слышала, его применяют для профилактики сердечных приступов. Хотя, может, уже слишком поздно. — Одну за другой Люси достает бутылочки и читает надписи на этикетках: — Ксанакс, золофт, липитор, амбиен, ативан, перкосет. Здесь есть все, кроме этого чертова аспирина. — Она замолкает, рассматривая еще два пузырька. — Виагра и противозачаточные таблетки. Удивительно подходит для пары, чей брак заключен на небесах.

Если Люси отпускает шутки о сексуальной жизни Далии, значит, она не собирается умирать на биде в ее ванной. Вместо того чтобы глотать таблетки, она поворачивает золотой вентиль и подставляет руки под струю холодной воды. Сделав несколько глубоких вдохов, осторожно трет виски и садится на пуфик. Лицо ее вновь обретает естественный цвет.

— Тебе лучше? — спрашиваю я.

— Я ощущаю себя полной идиоткой, — признается она. — Похоже, это была обычная паника. Может, ты права и действительно не стоит рисковать жизнью из-за глупого тщеславия. Мы просто помешались на том, чтобы хорошо выглядеть.

Прекрасно! Не успела я прийти к выводу о необходимости подправить свое лицо, как Люси решила выглядеть естественно.

— Херб слишком глубоко ввел иглу, — виновато говорит она, потирая грудную клетку. — Я прямо похолодела, когда представила, что напишут в моем некрологе: «Сорокалетняя телепродюсер, панически боящаяся наступления старости, умерла после инъекции ботокса в грудь».

— Мой некролог был бы не лучше: «Женщина, впервые севшая в лодку, лишилась и жизни, и туфель».

— Но по крайней мере ни одну из нас не назовут «безголовой женщиной, решившей зайти в бар, в который приходят без лифчиков», — добавляет Люси, вспоминая наш с ней любимый газетный заголовок.

Мы улыбаемся, и я, подойдя к подруге, обнимаю ее за плечи.

— Было бы странно, если бы ты не запаниковала, — сочувственно говорю я. — У тебя выдалась очень трудная неделя.

— Больше, чем неделя, — уныло отвечает она.

— Пойдем отсюда, — предлагаю я. — Если хочешь, прихвати с собой таблетку атавина. Но у меня есть идея получше: совсем рядом я видела кафе «Баскин Роббинс».

После вечеринки у Далии у меня совсем нет времени думать о морщинах. Я слишком занята — проверяю, как дети выучили роли для благотворительной постановки «Моей прекрасной леди». До дня, на который назначен спектакль, осталось совсем немного времени, и юные артисты каждый день приходят на репетиции и подолгу засиживаются в зале, рисуя декорации. Вот и сегодня они, словно мечами, размахивают гигантскими кистями, а весь пол заставлен банками с краской — красной, желтой, голубой.

— Эй, ребята! Добавьте-ка краски на ту декорацию, — взываю я к юным художникам, стараясь перекричать гул оживленных голосов. Сделать это нелегко, но я не жалуюсь. Дети с Парк-авеню и из Гарлема настолько перемешались, что теперь различить их смогут разве что родные матери.

— Давайте веселее! — подгоняет наш новый ассистент режиссера. — Декорация «Ковент-Гарден» выглядит отлично. Но у нас еще не готова квартира профессора Хиггинса.

Как это ни странно, дети послушно переходят к другому куску натянутого на раму полотна. Моя идея сделать Чанси ассистентом режиссера была встречена с восторгом, но даже я не подозревала, что она окажется такой успешной. Этот ребенок совсем не умеет петь, но он, несомненно, отличный организатор. Чанси правильно распределил обязанности по изготовлению костюмов и декораций, и актеры у него никогда не опаздывают на репетиции. Иными словами, он умеет заставить людей работать. И даже то, что он постоянно жует «Криспи крим», ни у кого не вызывает раздражения.

— Мисс Тейлор, какого цвета должны быть цветочки на обоях в доме профессора Хиггинса? — вежливо спрашивает меня наша звезда Тамика.

Принятие такого важного решения мне вполне по силам.

— Сиреневого, — отвечаю я. Мой выбор ни на чем не основан, но пятеро ребятишек тут же макают свои кисти в банки со светло-фиолетовой краской. Опьяненная собственной властью, я поворачиваюсь, чтобы выбрать цвет для деревянных панелей, которые будут служить нижней частью декораций, и взвизгиваю, наткнувшись прямо на вытянутую руку Пирса с зажатой в ней кистью. Мое лицо от щеки до подбородка теперь перепачкано оранжевой краской.

— Черт. Простите, пожалуйста! — говорит Пирс. — Я сейчас принесу бумажные полотенца.

— Вы выглядите так глупо! — сообщает мне Тамика и начинает смеяться.

— И уже не в первый раз, — соглашаюсь я и пытаюсь стереть краску рукой, отчего она только сильнее размазывается. Теперь у меня испачканы еще и руки.

Винсент, наш несравненный режиссер-постановщик, стремительно приближается к нам, чтобы собрать детей и приступить к репетиции третьего акта, но, увидев мое лицо, останавливается как вкопанный.

— Господи, Джессика! — В его голосе слышится осуждение. — Неужели вы все еще пользуетесь такой темной пудрой? — Он величественно встряхивает головой и поправляет свою неизменную накидку, позаимствованную у Призрака оперы.

Когда дети обступают его со всех сторон, Винсент вдруг замечает новую декорацию и, сморщившись от отвращения, кричит:

— Кто решил, что цветы на обоях должны быть сиреневыми? Это неправильно! Нет, нет и нет! Разве никто из вас никогда не был в Лондоне?

— Я был, — произносят по крайней мере девять юных обитателей Парк-авеню.

— Тогда вы обязаны знать, что цветы должны быть желтыми! — высокомерно бросает Винсент.

Никто не спрашивает его почему, и он в сопровождении актеров, задействованных в третьем акте, бросается в другой конец зала.

— Хорошо, ребята, рисуем желтые цветы, — командует Чанси оставшимся, — прямо поверх сиреневых.

По моему авторитету нанесен ощутимый удар. Я подхожу поближе к Винсенту, чтобы посмотреть, как он репетирует. Дети весело выводят «Завтра утром я женюсь», удивительно точно попадая в ноты, и я начинаю отбивать ритм ногой. Это финальная сцена мюзикла. Но разве двенадцатилетним девочкам так уж необходимо знать, как трудно заставить мужчину вовремя прийти в церковь?

За моей спиной раздается бесцеремонный мужской голос, перекрывающий заключительные аккорды:

— Кто-нибудь знает, где найти Лоуэлла Чанси Кэбота-четвертого?