Читать книгу - "Безжалостный альфа - Си Джей Праймер"

Я слышу, как Мэдд хихикает про себя, когда я с энтузиазмом открываю крышку коробки и копаюсь в ней, отстраненно отмечая щелчок двери ванной, когда он исчезает внутри. Взяв из коробки самый большой ломтик, я подношу его ко рту и откусываю, даже не потрудившись сдержать стон удовлетворения, который вырывается у меня, когда вкус попадает на язык.

Она настолько вкусная, даже холодная.

Я съедаю целый ломтик за минуту и быстро хватаю другой, когда слышу звук включающегося душа за дверью ванной.

Мне бы тоже определенно не помешал душ. Было бы странно воспользоваться его душем? Я имею в виду, я не уверена, каков протокол для бывших после того, как они узнают, что расстались из-за вмешательства. Означает ли это, что мы наконец закончили ссориться?

Я стараюсь не слишком задумываться об этом, пока брожу по комнате Мэдда, жуя холодный кусок пиццы. Я подхожу к шкафу, на котором в ряд лежат бейсболки, и злобно ухмыляюсь про себя, когда замечаю белую кепку, которой я дразнила его на тренировке. Я решаю, что могла бы попытаться стащить ее еще раз, когда буду уходить, просто чтобы подразнить его.

Подойдя к зеркалу в полный рост, я останавливаюсь перед ним, чтобы поближе рассмотреть сувениры, которые он вставил в раму, пока я жую пиццу. Там есть одна из тех дрянных полосок с фотографиями его и Эйвери, они вдвоем корчат рожи перед камерой. Под этим есть старый билет на подъемник времен, когда лыжная база еще работала — точнее, с того момента, когда Альфа Чейз впервые взял его кататься на сноуборде в детстве. И прямо под ним спрятан корешок билета с концерта в Red Rocks Amphitheatre; на который мы тайком выбрались, и наши родители, узнав об этом, разозлились из-за этого.

Учитывая, каким непреклонным казался Мэдд в желании вычеркнуть меня из своей жизни, я удивлена, что он все еще выставляет это напоказ. Но затем я снова обвожу взглядом зал, на этот раз по-настоящему внимательно, только чтобы понять, что это не просто корешок билета — повсюду маленькие напоминания о нас.

Блокнот, лежащий поверх его гитарного усилителя, я дала ему, чтобы он записывал тексты песен. Я нарисовала слово «хаос» на лицевой стороне перманентным маркером — ода нашим глупым прозвищам.

Толстовка Foo Fighters, висящая на спинке дивана, — это та, которую я привыкла воровать и носить постоянно. Тогда она была ему велика, но, держу пари, теперь, когда он подкачался, она сидит как влитая.

И фотография на комоде… ну, раньше это была наша фотография. Я доедаю оставшийся кусок пиццы и подхожу поближе, чтобы рассмотреть рамку, только чтобы увидеть, что ее заменили фотографией его и Эйвери с родителями. Думаю, я могу понять почему.

Я беру рамку, чтобы получше рассмотреть фотографию, но в этот момент еще одна незакрепленная фотография, которая была засунута за нее, соскальзывает с комода и падает на пол. Я наклоняюсь, чтобы поднять фотографию, и еще до того, как переворачиваю ее, знаю, что найду.

Это мы с Мэдом на пороге семнадцатилетия. Одна его рука надежно обвита вокруг моей талии, другая поднята, чтобы показать птицу в камеру, когда я откидываю голову, смеясь. Я хорошо помню эту фотографию, но тогда ее углы не были такими изношенными, как сейчас. Судя по ее изношенному состоянию, очевидно, что с ней много обращались.

Мое сердце сжимается, когда я бросаю взгляд в сторону двери ванной, откуда все еще доносится глухой гул работающего душа. Мэдд, возможно, вел себя так, словно вычеркнул меня из своего сердца, но, оглядывая эту комнату, становится очевидно, что на самом деле он этого никогда не делал. Даже после того, как он подумал, что я оставила его здесь нарочно, он все еще цеплялся за все эти вещи. Держался за меня, или за то немногое, что у него от меня осталось, насколько это было возможно.

Прежде чем я действительно решаю это сделать, мои ноги начинают двигаться в направлении ванной, моя рука тянется к ручке и поворачивает ее, чтобы открыть дверь. Комната окутана паром, стеклянная стенка душа запотела, когда Мэдд оглядывается на звук закрывающейся за мной двери.

— Слоан? — спрашивает он, проводя рукой по лицу, чтобы стряхнуть воду. Он откидывается на пятки, разглядывая меня из-за стекла. — Что случилось?

Я не могу найти слов для ответа. Вместо этого я просто хватаюсь за подол своей рубашки, стаскиваю ее через голову и бросаю на кафельный пол. Затем я тянусь за спину, чтобы расстегнуть лифчик.

Взгляд Мэдда становится тлеющим, когда он наблюдает, как я раздеваюсь догола, его зубы впиваются в нижнюю губу, чтобы подавить стон, когда я полностью обнажаюсь перед ним. Его разгоряченный взгляд медленно скользит вверх и вниз по моему телу, его темно-синие глаза снова встречаются с моими, когда он рычит:

— Иди сюда.

Я двигаюсь к нему без усилий, ведомая непреодолимым притяжением между нами, пока не захожу в душ позади него, мой взгляд опускается, чтобы проследить за капельками воды, прокладывающими дорожки по впадинам и изгибам его покрытой чернилами кожи. Его член тяжело висит между его подтянутых бедер, уже твердый и направленный прямо на меня. Все в нем привлекает меня, и он тоже это знает. Ему не нужно говорить ни слова, чтобы заставить меня придвинуться ближе. Я подхожу прямо к нему, пока мои соски не касаются его груди, от этого контакта тепло разливается прямо по моему сердцу.

Мэдд наклоняется, обхватывает меня руками и крепко прижимает к себе.

— Что ты нашла? — бормочет он, пригвоздив меня к месту своим темным взглядом.

Как будто он знает, что я шарила в его комнате, и именно это привело меня сюда.

С другой стороны, он знает меня.

Он всегда знал.

Мои губы приоткрываются, чтобы заговорить, но я не могу выдавить ни слова из-за комка в горле. Вместо этого я прижимаюсь к нему грудью, прижимая ладонь к его широкой груди, пока вода каскадом стекает по его коже, наблюдая, как она стекает между моими пальцами. Мои глаза останавливаются на чернильных узорах, украшающих его плоть, наконец сосредотачиваясь на отдельных татуировках, составляющих полотно его кожи, и мое сердце замирает.

Потому что прямо там, над его сердцем, находится самое ясное послание, которое он мог мне отправить — то, которое я почему-то никогда не замечала и не выделяла, поскольку оно так хорошо спрятано среди остальных его чернил.

Герцогиня.

Мои глаза поднимаются, чтобы встретиться с его взглядом, и по понимающему выражению