Читать книгу - "Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Ирина Звонок-Сантандер"

— Нравятся ли тебе стихи Катулла, благородный Крисп? — Друзилла, нечаянно взглянув на принесённый свиток, наконец нашла тему для разговора.

— О да! — оживился гость. Оживился не чрезмерно, соблюдая меру приличия. — Особенно то место, где Катулл говорит о Лесбии… — и тут же заткнулся, мысленно ругая себя за недогадливость: нехорошо мстительный Катулл говорит о неверной Лесбии! Хоть и очень живописно.

И снова воцарилось неловкое молчание. К облегчению Друзиллы и Криспа, раздался шум. В атриум, принеся с собою прохладную свежесть улицы, вошли Агриппина и Калигула с Юнией.

Мягко засияли мглисто-зеленые глаза Агриппины, когда она увидела Пассиена Криспа. Погрустнела, продолжая гостеприимно улыбаться, Друзилла при виде несносной Юнии. Обострённый ревностью глаз Друзиллы заметил простоту наряда соперницы.

— Приглашаю всех в триклиний, — нежно пропела она и повернулась, подняв за собой серо-голубое облачко прозрачного шелка с золотыми блёстками. Зарябило в глазах у очарованного Калигулы.

Устроившись вокруг стола, гости поочерёдно нахваливали нежную баранину и жирную свинину, пахнущую тмином и базиликом. Вино пятнадцатилетней давности из погребов Кассия оживило разговор. Пассиен Крисп оправился от неловкости и теперь уверенно декламировал Овидия мягким звучным голосом. И столь проникновенна была его речь, что Агриппина, пристойно делившая с ним длинное обеденное ложе, тихонько вздохнула.

— Гай Цезарь, — окончив декламацию, Крисп почтительно приложил ладонь к груди. — Слыхал я о твоём великом даровании в ораторском искусстве. Не откажи в чести нашей скромной компании.

— Охотно, — согласился подвыпивший Калигула. И будничным тоном прочёл:

Ты беспощаден, жесток — говорить ли про все остальное?

Пусть я умру, коли мать любит такого сынка.

Всадник ты? Нет. Почему? Ста тысяч, и тех не найдёшь ты.

Ну, а ещё почему? В Родосе ты побывал.

Пирующие онемели, на мгновение прекратив жевать. Каждый узнал стихи об императоре Тиберии, которые, прячась от представителей властей, декламировали на улицах бродячие певцы. Говорили они о том, что Тиберий не может считаться всадником, потому что его состояние не насчитывает положенных четырехсот тысяч сестерциев. Он не имеет даже прав римского гражданина, потому что восемь лет прожил в ссылке на Родосе.

— Замечательно! — после минутной заминки восторженно выдохнул Крисп. — Никому не дано сравниться с тобой в науке красноречия!

«Равно как с тобой — в подобострастии!» — ухмыльнулся Калигула. А вслух произнёс:

— Пью за твоё здоровье, Крисп! — и приподнял до уровня глаз розовую хрустальную чашу.

— А я — за твоё! — немедленно отозвался патриций. — столько кубков я выпью в твою честь., сколько букв в твоём имени!

Гета, неслышно двигаясь, неустанно наполняла быстро пустеющие кубки. Характерные пунцовые пятна выступили на щеках Агриппины.

— А почему женщинам не позволено возлежать за столом, положив ноги на кровать? — слегка пошатываясь, возмущённо спросила она. — Разве у женщин ноги хуже мужских, что они должны держать их на полу?! Это несправедливо! И неудобно!

— Ну что ты, благородная Юлия, — обернулся к ней Крисп. — Женские ножки настолько прекраснее и соблазнительнее мужских! Женщины поступают милосердно, не выставляя их напоказ. Иначе мужчины, засмотревшись на их божественную красоту, забудут о еде!

— А я хочу лежать за обедом! — смеясь, настаивала Агриппина. — Прочь обувь! — она развязно стянула с ног красные башмачки и зашвырнула их в угол, едва не угодив в этрусскую статую.

— Правильно, сестра! — одобряюще усмехнулся Калигула, глодая баранье рёбрышко. — Мне давно уже надоели эти лицемерные речи о былых обычаях. «Наши предки презирали роскошь», «наши предки ели простую пищу с чесноком», «наши предки избегали разврата»… Наши предки давно умерли! — возмущённо выкрикнул он. — Что же, и нам теперь умирать, чтобы во всем походить на предков?!

— Нет ничего постыдного в роскоши, — подтвердил Крисп, тайком поглядывая на ноги Агриппины. — Изысканный образ жизни достоин людей изысканного ума!

— Простотою довольствуются лишь простаки! Если я стану императором — повелю женщинам возлежать за обедом, как мужчины! — добавил Калигула и слегка толкнул молчаливую застенчивую жену: — Клавдилла, снимай сандалии!

— Мне стыдно, — покраснев, шепнула Юния Клавдилла.

— Снимай, я сказал! — рассердился Гай. — Не перечь мужу! Если я велю тебе снять тунику — ты и это должна сделать!

Прозрачная слеза скользнула по гладкой розовой щеке Юнии.

— Да ты уже пьяна! — выкрикнул Калигула. — Иди проспись!

Друзилла, сверкнув зелёными глазами, немедленно подхватилась с ложа.

— Если ты устала — я отведу тебя в опочивальню! — медовым голосом предложила она Юнии. И настойчиво потянула девушку за руку, крича: — Гета, проводи дорогую родственницу в мою комнату! Сделай ей расслабляющий массаж с лавандовым маслом. И побудь с Юнией, пока она не отдохнёт.

— Иди, иди! — Калигула подтолкнул к выходу изумлённую, упирающуюся жену.

— Я тоже устала и хочу отдохнуть! — хохотала пьяная Агриппина. — Пусть Пассиен Крисп проводит меня в пустую кубикулу!

Подскочил на ложе истомлённый желанием Крисп. И снова прилёг, просительно глядя на Калигулу, лениво отправившего в рот пару устриц. Друзилла ободряюще склонилась к Пассиену:

— Дом пуст, — со значением глядя в лицо Криспа, сказала она. — Юния и Гета заняли последнюю с правой стороны опочивальню. Остальные — свободны. Помоги уставшей Агриппине!

Крисп, задыхаясь от счастья, подхватил на руки смеющуюся Агриппину и поспешно выбрался из триклиния.

— И сделай ей массаж с благовониями! — крикнул им вдогонку Калигула.

— Наконец, мы одни… — томно прошептала Юлия Друзилла, перебравшись на ложе брата.

— Ты сегодня необыкновенно хороша, — Гай обнял девушку, и его перекошенное презрением лицо умилённо смягчилось.

— Ты был злым с Юнией, — с удовлетворённой радостью отметила Друзилла.

— Я со многими бываю злым, — согласился Калигула. — Но с тобой — никогда!