Читать книгу - "Мой, и только мой - Сьюзен Элизабет Филлипс"

— Ты даже не представляешь себе, чего лишаешься.

— Думаю, что представляю.

Тоскливая нотка, прозвучавшая в ее голосе, позабавила его.

— Бедная маленькая Розибад. Ты действительно загнала себя в угол, не так ли?

И с самодовольной усмешкой он исчез в ванной.

Она показала язык опустевшему дверному проему, оперлась щекой о согнутую в локте руку, подумала о той апрельской ночи, когда, подчиняясь импульсивному решению, разделась перед ним. Внезапное отключение электричества, случившееся как раз в тот момент, когда она вошла в его спальню, отметило начало ночи удовольствий и страсти, которую она не могла забыть. Джейн улыбнулась. В прошедший месяц такие ночи повторялись куда как часто.

Кэл умел возбудить ее, но и она оказалась способной ученицей, не без гордости подумала Джейн. Может, его сладострастность и неприятие любых табу освободили ее от многих «нельзя». Она уже могла пойти на все… на все… кроме как показаться ему голой.

Они словно вели многоходовую игру. Она приходила к нему только ночью, при выключенном свете и всегда просыпалась перед рассветом, чтобы вернуться в свою комнату. Или уйти на его кровать, если они засыпали у нее. Конечно, он мог включить свет или раздеть ее днем, когда от его поцелуев у нее подгибались колени, но никогда этого не делал. Он предпочитал честный поединок, не желал побеждать обманом, его устроила бы только капитуляция.

Поначалу ей казалось, что ее желание предаваться любви в темноте — один из приемов, разжигающих сексуальное влечение, но, по мере того как неделя проходила за неделей и она поняла, что все сильнее влюбляется в него, что-то изменилось. Она начала волноваться: а как он отреагирует, когда наконец-то увидит ее? Да, на здоровье она не жаловалась, но четыре месяца беременности наложили свой отпечаток: талия увеличилась до такой степени, что она уже не могла перетянуть брючки ремешком. И уж конечно, не заправляла в них блузку. С растущим животом и невпечатляющей грудью она не могла конкурировать с красавицами из его прошлого.

Но не только недостатки внешности питали ее упорство. Вдруг именно эта тайна каждую ночь и заманивала его в ее постель? Тайна и очарование неведомого. Не потеряет ли он интерес к ней, утолив свое любопытство?

Ей хотелось верить, что это ерунда, но она знала, что для Кэла главное — борьба. Будет ли он наслаждаться ее компанией, если она подчинится его воле? Вроде бы, за исключением матери и бабки, только она не сгибалась перед ним.

Джейн уже знала, что он — интеллигентный, добропорядочный человек с щедрым сердцем. Но при этом всегда стремился брать верх над окружающими, пусть в честной, но жесткой борьбе. И быть может, именно ее отказ подчиниться заставлял его искать общения с ней как в постели, так и вне ее.

Она понимала, что имеющееся в ее распоряжении время таяло, как шагреневая кожа. С трусостью надо заканчивать. Пора ей раздеться перед ним и узнать правду. Если она не нужна ему как личность, если задача у него одна — покорить ее, дальнейшая совместная жизнь не имеет никакого смысла. «Я должна как можно скорее с этим разобраться, — решила Джейн. — Дальнейшая оттяжка равносильна безумию».

Она поднялась с кровати, направилась в ванную. Приняв витамины и почистив зубы, вернулась в спальню, придерживая рукой растущий живот, подошла к окну, выглянула в майское утро. Склон зацвел: кизил, рододендроны, пламенеющие азалии, горный лавр. Ее первая весна в Аппалачах оказалась еще более прекрасной, чем она могла себе представить. Фиалки, триллиум, башмачки распустились у дома, рядом с белыми кустами ежевики. Такого радостного, красивого, счастливого мая она еще не знала.

Но опять же, и влюбилась она впервые.

Джейн понимала уязвимость своей позиции, однако и в глазах Кэла настороженность давно уступила место смеху и нежности, вот она и уверовала, что он тоже влюбляется в нее. Два месяца назад такую идею она бы восприняла как абсурд, но нынче не видела в этом ничего невозможного.

Вроде бы у них было мало общего, но они без труда находили темы для разговора или общие дела. По утрам, пока она работала за компьютером, Кэл встречался с людьми, выполнял взятые на себя обязательства, а вот вторую половину дня и вечера они обычно проводили вместе.

Кэл докрасил дом Энни, она закончила посадки. Несколько раз они ездили в Эшвилл, обедали в лучших ресторанах города, гуляли по Билтмор-Эстейт. Заглядывали и в национальный парк, ходили по горным тропам. Кэл показал ей Коннемару, дом Карла Сэндберга[43], где у нее захватило дух от великолепия ландшафта, а он сфотографировал ее, играющую с козами, которых по-прежнему держали в поместье.

По молчаливой договоренности вместе они в Солвейшене не появлялись. За покупками Джейн ездила одна. Иногда сталкивалась с Кевином, и вдвоем они шли на ленч в «Петтикоут Джанкшн кафе», где она игнорировала враждебные взгляды горожан. К счастью, платья свободного покроя еще позволяли ей скрыть беременность.

Она и Кэл продолжали ссориться, когда он пытался утвердить свою власть, но ссорились уже беззлобно, во всяком случае, она не ощущала холодной ярости, изливающейся на нее в первые недели. Вместо этого он криками отводил душу, а она не молчала в ответ, дабы не лишать его удовольствия. По правде говоря, словесные баталии нравились ей не меньше, чем ему.

Она услышала, как в душе перестала течь вода. Дабы не подвергать себя дополнительному искушению, выждала несколько минут, пока он вытрется и обмотает бедра полотенцем, потом постучала в приоткрытую дверь ванной, вошла.

Он стоял у раковины в черном полотенце, так низко сидящем на бедрах, что Джейн не могла взять в толк, почему оно не падает. Размазывая по лицу пену для бритья, он покосился на ее вишневую ночную рубашку, как у Снупи[44].

— Когда же в тебе проявится хоть капля жалости, профессор, и ты перестанешь возбуждать меня своими сексуальными ночнушками.

— Завтра утром надену костюм Винни-Пуха.

— Какое счастье.

Она улыбнулась, опустила крышку на туалетное сиденье, села. Какое-то время молча наблюдала, как он бреется, затем вернулась к незаконченному вчерашнему спору:

— Кэл, объясни мне еще раз, почему ты не хочешь провести немного времени с Кевином.

— Снова взялась за свое?

— Я все-таки не понимаю, почему ты не можешь потренировать его. Он очень тебя уважает.

— Он меня ненавидит.

— Только потому, что хочет занять в этом мире более высокое место. Он молод и талантлив, а ты стоишь у него на пути.

Его мышцы напряглись. Кэлу не нравилось, что она общается с Кевином, но в этом вопросе они заключили перемирие, поскольку она ясно дала понять, что воспринимает его исключительно как друга, а Кэл сказал Кевину, что переломает ему руки, если тот еще раз дотронется до его жены.