Читать книгу - "Фаворитка короля - Анна О'Брайен"

— Или вы мечтаете сделаться фрейлиной Джоанны Блудницы? — спросил Виндзор.

Эти грубые слова, поразительно совпавшие с моими собственными мыслями, снова пробудили во мне уснувшие было дурные предчувствия. Худшего развития событий и представить себе нельзя было. Пока она оставалась в Аквитании, бояться ее мне было незачем, но вернувшись в Англию, она станет опасным врагом. Я вспомнила все ее насмешки. Невыносимое презрение ко всем подряд простолюдинам. Откровенную неприязнь ко мне.

— Даже вашим сыновьям могут прекратить выплачивать содержание — об этом вы подумали?

Горячая кровь сразу застыла в моих жилах, но я еще пыталась отмахнуться от этого.

— Никакие опасности мне не грозят. К тому же у меня есть собственные средства.

— Два бочонка гасконского вина за верную службу королеве^[66]? Вряд ли Эдуард очень щедр! — Он безрадостно рассмеялся.

— Но у меня есть земля… — не сдавалась я.

— Ее хватит, чтобы позволить вам жить так, как сейчас? — тут же осадил меня Виндзор.

— У меня есть поместья и городские дома… — Я отчаянно цеплялась за то, что удержит меня (как я надеялась) от сползания к нищете.

— И в тяжкую годину эти поместья и дома смогут отогнать от дверей злобных волков, а? Вы уже привыкли жить в королевской роскоши. И согласитесь на меньшее? Когда ничего нет за душой, зима тянется бесконечно. Мне ли этого не знать? И если вы не прислушаетесь к моим советам…

— Я не сказала, что не прислушаюсь.

— Верно, не сказали. А все-таки подумайте над этим хорошенько.

Я всмотрелась в жесткие складки, залегшие на его лице. Следы трудного опыта, вовсе не привлекательные.

— Зачем вам это нужно? — спросила я. — С чего вам заботиться о моем будущем? Что я могу значить для вас?

Он приподнял мой подбородок, развернул лицо к свету, и я не сопротивлялась, потому что задала ему вопрос. Но как мне расценить ответ?

— Честно говоря, я и сам не знаю, — проговорил он мягко, словно усиленно стараясь отыскать в душе причину, которую ему самому очень не хотелось понять до конца. — Вы своенравны, любите противоречить, вообще вы не в моем вкусе. Но по какой-то непонятной причине мне не хочется, чтобы вы остались ни с чем. Отчего бы это?

Я не пожелала отвечать на этот вопрос. Быть может, мы оба пытались обмануть себя? Все мои чувства отчего-то пришли в смятение. Испугавшись и растерявшись, я собралась было уходить, но он поймал меня за руку, удержал на месте. Я обернулась через плечо.

— Что вам угодно?

— Мы с вами больше не увидимся.

«И я буду вечно благодарить Бога за это», — чуть не сорвалось у меня с языка. И я увидела, как он едва заметно напрягся, весь подобрался в ожидании моего ответа. Пальцы его сильнее сжали мою руку, глаза потемнели, будто ему было небезразлично, что я скажу. Поэтому — он же не зря обвинил меня в том, что я люблю противоречить, — я не сказала ничего. И напряжение покинуло его.

— Вам нечего сказать мне?

— Доброго пути, сэр Вильям.

— По крайней мере, это уместное пожелание. — Губы искривились в подобии усмешки. — А писать мне вы будете?

— Над этим я подумаю.

Его рука скользнула ниже, сжала мои пальцы.

— Здесь люди… — запротестовала я.

— Мне до них нет дела. И вам тоже. Я восхищен вами, мистрис Алиса. Меня восхищают ваша сила духа и преданность королю. Восхищают ваша целеустремленность и нежелание слепо следовать чьим бы то ни было советам, пока вы сами не решите, как лучше поступить. — Наверное, сильное изумление отразилось у меня на лице. Он видит меня такой? — Восхищает ваша уверенность в себе. — Он прижался губами к моей ладони. — Восхищает ваша решимость оставаться такой, какая вы есть. — Виндзор взглянул на меня, слегка сощурившись. — А вы мною восхищаетесь, мистрис Перрерс?

— Нет.

— Что ни в малейшей степени не меняет моих чувств к вам, — рассмеялся он. — Меня восхищает ваша честность, хотя я порой и не верю тому, что вы говорите.

Он легонько потянул меня за руку, привлек к себе и поцеловал еще раз. Теперь уже по-настоящему приник к моим устам своими сильными, прохладными, невероятно соблазнительными губами. Поцелуй продлился всего миг, но в нем были теплота и нежность, которые я ощутила всем своим телом.

— Прощайте, Алиса.

Поклон, взмах украшенной пером шляпы — и он помчался в Ирландию.

«Слава Богу!»

Я не сумела изгнать этого человека из своих мыслей.

Что за чувства я испытывала к Виндзору? В них я могла разобраться не больше, чем он в своих чувствах ко мне. Вот чувства к Эдуарду были мне понятны благодаря нашей долгой близости: восхищение, уважение, сочувствие. Привязанность, порожденная глубокой признательностью. И даже — когда я была склонна признавать это — эротическая притягательность запретного плода.

Но как быть с этим мужчиной, помимо моей воли вторгшимся в мою душу? Куда более грубое чувство овладевало мною, когда я вспоминала, как прижимались его губы к моим, к моей ладони. Мне не хотелось искать точное название этому чувству, но он заставил трепетать все мое тело, и — у меня хватило честности признать это — трепетало оно не от отвращения.

Я жалела, что Виндзору пришлось вернуться в Ирландию.

«А вы мною восхищаетесь, мистрис Перрерс?»

Поди ты прочь!

«Вы могли бы сделать так, чтобы последнюю ночь здесь я не забыл никогда».

Я была страшно рада тому, что он уехал отсюда. Эдуарду я ни за что не изменю. Все мое настоящее и будущее целиком зависели от щедрой руки Эдуарда и от потребности Филиппы в обезболивающих средствах, а вовсе не от крепких объятий отважного и невоспитанного мужчины (только что не деревенщины), у которого было мало друзей, а понятий о нравственности еще меньше. Вильям де Виндзор — не мой суженый. Я почесала ладонь, будто хотела стереть саму память о нем. Вот! Прошло. И незачем больше о нем думать.

Все равно думала. Он оставил мне подарок в память о своем внимании и печальных, хотя и непрошенных предостережениях против тех, у кого не было ни малейших оснований относиться ко мне с симпатией. На следующий день после его отъезда рано утром в мою дверь постучал слуга — один из множества конюхов, судя по крепкому запаху сена и лошадиного пота. Он с поклоном протянул мне кожаный поводок, привязанный к ошейнику щенка волкодава. И тут же удалился, не дав мне возможности ни о чем расспросить.

Ах!

Он — вернее, она — послушно сидела, глядя на меня. К этому существу, жадно смотревшему на меня, как на мозговую кость, не прилагалось никакого рекомендательного письма. Сперва была лошадка, теперь вот пес. Не имея ни малейшего пристрастия к животным, я вдруг почувствовала, что у меня их уже в избытке.