Читать книгу - "Игра страсти - Ежи Косински"

Когда Фабиан и остальные гости заняли передние места в зале, он с любопытством увидел широкую циклораму — белую полосу, натянутую через всю сцену. Неожиданно в зале погас свет, и на экране появилась разноцветная лента — фильм, состоявший из эпизодов жизни знаменитой певицы: вот она крупным планом, вот она снята издалека, как обитательница Олимпа, вот она младенец на руках у матери, школьница, нимфетка, девушка-тинейджер, затянутая в кожу, — то соблазнительно приближающаяся, то провокационно отступающая. Вот она застыла в позе, наклонилась, совершая какое-то движение, вот ее задержание за наркотики, арест и приговор, заключение в тюрьму, освобождение, ее браки, дети, хиты, дававшие рекордные сборы, роли в кино, ее фигура во весь экран, словно икона возвышающаяся над зрителями и сценой, уменьшающаяся на глазах до крохотной точки. Ее голос, превращенный в шепот, становился громче, усиливался звуковой системой, с трудом выносимый аудиторией. Фабиан почувствовал себя пронизанным этим звуком насквозь, связанным по рукам и ногам не только серией кадров, но и перекрещивающимися лучами света, которые то и дело меняли цвета, формы, звуки, создавая круговорот эмоций.

Появившаяся наконец на эстраде звезда показалась Фабиану рожденной из пены технологии Венерой. Теперь ее голос и песни почти ничего не значили: она торжествовала, как образы, возвещавшие ее появление.

Под бурным натиском этого похожего на оргию спектакля, поддавшись пылу, охватившему обезумевшую, экзальтированную толпу, доведенную до такого состояния с помощью точно выверенной стратегии вторжения и манипулирования чувствами людей, — результата, которого не могло достигнуть ни одно устройство, ни один механизм, даже самый мощный, — Фабиан сдался.

Он понял, как сильно повлияли на качество ее исполнения новомодные звуковые и световые эффекты. Осознал, что на фоне этой искусственной, созданной современной техникой драмы краски его собственной жизни стали бледными, тайный источник его энергии и поисков истощился, утратил жизненную силу.

Вскоре после этого Фабиан узнал о существовании секс-клубов, утонченном содружестве курортов с минеральными источниками, массажных кабинетов и бань. «Биржа грез» была лишь одним из них, звеном в общенациональной сети таких заведений, которые открывались в ответ на изменения в привычках интимной жизни общества. В течение некоторого времени, находясь в привычной обстановке своих гостиных и спален, мужчины и женщины получали доступ к огромному количеству видеопродукции, сначала в виде иллюстраций к различным руководствам по получению удовольствий от секса и несокращенным техническим инструкциям по занятию сексом в виде книг или видеозаписей, которые можно было заказать по почте, затем по кабельному и даже по обычному коммерческому телевидению — в виде фильмов, которые некогда демонстрировались исключительно в подпольных кинотеатрах, расположенных в криминальных кварталах больших городов, где шла ожесточенная война за клиентуру. В киосках, аптеках, аэропортах, на автобусных станциях любой взрослый мог теперь приобрести журналы — на глянцевой или газетной бумаге, шикарные или вульгарные, дорогие или дешевые, посвященные самым разным аспектам и вариантам сексуальности. В потоке образов ни одна возможность не оставалась упущенной.

Секс-клубы предлагали следующий этап изучения — и эксплуатации — новой интимности. Фабиан оказался одним из первых, кто принял это предложение.

Встретив во время званого обеда или на вечеринке после конных состязаний какую-нибудь понравившуюся ему даму, Фабиан обычно приглашал ее в театр, кино или на ужин. Позднее он приглашал ее пойти с ним в «Биржу грез» или другое подобное заведение. Возможно, потому, что предложение было всегда обставлено с соблюдением всех правил приличия и учтивости, без всяких видимых намеков на предполагаемую интимную близость, отказывали ему редко.

Придя в клуб, Фабиан сначала отводил свою спутницу в гардеробную, примыкавшую к танцплощадке. Там, оказавшись среди металлических шкафчиков, окрашенных шаровой краской, которые то и дело со стуком открывались и закрывались, он обычно предлагал ей раздеться и остаться лишь с полотенцем вокруг бедер. Хотя их окружали голые и полуголые люди с полотенцем на бедрах или красовавшиеся в футболках с надписью «Биржа грез» на груди, его спутница зачастую смущалась и отказывалась раздеться. Фабиан объяснял, что ей будет неловко раздеваться на людях в общественном месте; появление же голой в клубе, среди таких же голых людей не должно смутить ее: такая уж тут была мода — находиться без одежды. Стоявшие вокруг мужчины и женщины, только что вышедшие из душа, — в носках, трусиках, лифчиках — обтиравшиеся полотенцами, лишь подтверждали наблюдение Фабиана. Его дама обычно начинала раздеваться — это было первая уступка создавшемуся положению.

После этого, обмотав вокруг талии полотенце, он вел ее по разным помещениям клуба. С самого начала она становилась свидетельницей самых невероятных и бесцеремонных сексуальных игр: мужчины и женщины поодиночке, парами или группами предавались этому с непринужденностью, свойственной лишь собраниям, устраиваемым в собственных гостиных.

Вскоре его даму убаюкивала атмосфера, царившая в клубе, а потребность в уединении удовлетворялась уединенностью помещения. Она позволяла себе рискнуть и пойти на установление контактов с кем-то из незнакомых ей людей — чаще всего женщиной, которая казалась менее опасной, чем мужчина. Иногда, в поисках собственной природы, она оказывалась среди неизвестных людей — женщин и мужчин, забравшихся в какое-нибудь самое отдаленное помещение в клубе. Она могла знаком показать, что просит его оставить ее и ждать, оставляя за ним право следить за развитием событий.

Под влиянием обстоятельств, навязывавших свой кодекс поведения, дама становилась доступной Фабиану, поневоле поддавшись настроениям, царившим в данное время в данном месте. Ощущения, которые они оба испытывали, принадлежали только им и не могли стать достоянием эгоистичного любовника или снисходительного супруга. Об этих соитиях, которые едва ли когда-либо повторятся, никогда не упоминалось за пределами заведения.

По-прежнему играла тихая музыка. Фабиан вел Ванессу вниз по длинной лестнице, темнота, окружавшая их, сгущалась: они оказались на другом этаже «Биржи грез».

— Ты хотел бы, чтобы мы с тобой занимались любовью здесь, среди незнакомых людей? — неожиданно спросила девушка. — Стал бы ты делить меня с другими женщинами? — И после паузы добавила: — Или мужчинами?

— Лишь в том случае, если бы мы с тобой захотели этого. А ты? — спросил он ласково.

— Делить можно лишь то, что тебе принадлежит, — отстраненно произнесла Ванесса, глядя на него, слегка улыбаясь, отчего шрам ее стал производить дразнящее впечатление.

Сохраняя молчание и стараясь не прикасается к ее телу, Фабиан размышлял над тем, в какую область уводит его Ванесса, не зная, стоит ли открыть ей правду, которая стала известной ему в те дни, проведенные у него в доме на колесах, когда он, прижавшись лицом к ее лицу и губами к ее уху и шее, вдыхая аромат ее тела, хотел было сказать ей, что, пока они будут оставаться любовниками, она должна жить, как ей самой хочется, что ее потребность в другом любовнике — мужчине или женщине, которых она любила или захочет полюбить, — никогда не изменит ее места в его жизни. Он хотел сказать ей, что никогда не станет ревновать ее и лишать свободы или желания заняться любовью с другими — приватно или в его присутствии в качестве наблюдателя или партнера, — потому что они не станут посвящать в суть их отношений других лиц, а всего лишь вовлекут их в эти отношения.