Читать книгу - "Венецианский контракт - Марина Фьорато"

Аннибал не знал, что делать. Как ни странно, после исчезновения матери пропасть между ним и Фейрой только увеличилась. От его богатства не осталось ни гроша. Монетки, завалявшиеся в карманах, позволят продержаться не больше двух-трёх дней. Из-за его матери больница Святого Варфоломея вместе с его утопическим островом не смогут продержаться даже до конца недели.

Семьям придется вернуться домой, мёртвые и умирающие останутся здесь, а сёстры отправятся в Мираколи. Он не знал, что станется с Фейрой – вероятно, ему придётся отвезти её на материк и найти корабль в Турцию, плывущий, возможно, из Анконы или Равенны. Он проклинал себя за то, что поверил матери, – поверил, что она может измениться.

Не находя иного выхода, он попросил Фейру зайти к нему вечером, надеясь, что его решимость не ослабеет при виде её милого лица.

Девушка пришла, как он просил, но не села на свой стул, зная, кто занимал его в её отсутствие. Она осталась стоять, отметив с грустью, что впервые с тех пор, как они проводили вечера наедине в этом доме, он не снял маску. И она тоже.

– Во-первых, – произнёс человек-птица подавленно, – позвольте мне успокоить вас. Я не собираюсь повторять предложение, которое сделал вам недавно.

Фейра побледнела. Она знала об этом, и все же его слова полоснули её по сердцу. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, и стояла молча, чтобы голос не выдал её.

– Во-вторых, мне очень тяжело говорить об этом, но богатство Касонов пропало.

Он не врал, но он забыл, как хорошо она знала его.

– А ваша матушка?

Клюв свесился вниз.

– Тоже пропала.

Девушка ничего не сказала.

– Итак, остров следует освободить и вернуть Республике. Больницу закроют в течение семи дней. Я заплачу вам в конце недели и постараюсь найти корабль, плывущий на Восток.

Вот оно. То, ради чего она работала и копила все эти маленькие золотые цехины, которые, позвякивая в желтой туфельке, вселяли в неё надежду снова увидеть дом. За последний месяц одиночества она стала думать, какой могла стать её жизнь, если ей удастся вернуться в Турцию. Не в Константинополь, конечно, а в какой-нибудь отдаленный городок, как можно дальше от глаз султана, например в Антиохию или Тарс; она могла бы заняться своей собственной врачебной практикой. Ей хотелось уехать и никогда больше не оглядываться на Запад. Но вместо этого она сказала:

– Так не должно быть. Я приготовила смесь, антидот, который назвала «Териака». Позвольте мне продавать его, чтобы оплачивать содержание больницы.

Человек-птица ударил кулаком по ладони, но голос его прозвучал спокойно.

– Я говорил вам не раз, что не собираюсь наживаться на разуме и кошельках больных людей, мороча им голову бесполезными, шарлатанскими эликсирами.

– И каждый раз, когда мы обсуждали эту тему, я говорила, что если врач, продавая лекарство, может создать для своих пациентов лучшие условия или продолжать дальнейшие исследования, то это допустимо. Я не говорю о том, чтобы использовать людей, я говорю о законной торговле, потому что моя настойка совсем не бесполезна.

– Откуда вам знать?

– Последний месяц по пятницам я проводила опыты. Моя микстура оказалась очень даже успешной, – сказала Фейра с глубоким вздохом.

– Вы нарушали мои предписания? – резко спросил Аннибал; в маске он казался по-настоящему разъяренным.

Она подняла голову, радуясь собственному гневу.

– Да. С большим успехом.

Она подняла руки. Вот они и опять спорят, как раньше.

– Если вы мне это разрешите, то сможете сохранить больницу и остров. Навсегда. Неужели вы действительно готовы отказаться от всего этого из-за игр, которые со мной ведете?

Человек-птица тяжело дышал. Он буравил её взглядом сквозь дымчатые стекла своей маски. Она уловила его взгляд. За год, проведенный здесь, она полностью вернулась к османской одежде, все больше и больше укрывая себя – шароварами и длинной сорочкой, широким красным платьем – самого практичного цвета для работы в Тезоне.

– Что ж, – произнёс он наконец, и голос его прозвучал таким родным и знакомым, – в таком виде тебе нельзя идти.

* * *

Аннибал спрыгнул на берег в Трепорти, нащупывая последние монетки в кармане, и направился через многолюдный рынок, где люди расступались перед доктором. Он смотрел на горожан профессиональным взглядом – казалось, сюда чума не успела добраться, и двери маленьких, опаленных солнцем домиков не были украшены крестами. Это дело он не хотел доверять кому-либо другому, но какое-то время слонялся между рядами, сам не зная, что ищет.

Матушка Трианни велела ему привезти парчу или шелк любого цвета, на его вкус, а остальным она займется сама. Он не знал разницы между этими тканями, но не признался бы в этом ни за что на свете. Он подошел к разноцветному прилавку, где ткани на любой вкус развевались на ветру, как флаги. Неосознанно Аннибал выбрал ткань зеленого цвета, как его глаза, цвета бутылочного стекла, отливающую на солнце перламутром.

К нему подошел суконщик.

– Прекрасный выбор, доктор, изумрудный. Индигофера из Индии для синего оттенка, английская резеда для желтого.

Аннибал сделал шаг назад, держа ткань в руках.

– Это подойдет для платья? – спросил он.

– Да, доктор.

– Сколько мне… моей портнихе понадобится?

– Это зависит от размера, – он почесал подбородок и поправил сантиметр, висящий у него на шее. – Она крупная дама?

– Что? Нет, нет, она худая и стройная. Примерно такая…, – Аннибал сложил руки так, словно обнимал Фейру за талию.

– Вам нужна ткань для корсета? Нижних юбок? А может, хрустальный бисер для вышивки?

Суконщик говорил, словно, на другом языке. Аннибал, смутившись, соглашался на все и ушел с довольно объемистым свертком, потратив почти все деньги.

Возвращаясь к лодке, он подумал: у Фейры должна быть маска, не для того чтобы скрыть лицо, а из санитарных соображений. Он повернул к продавцу масок и сразу же выбрал лошадиную голову перламутрового цвета. Уже на полпути к острову Аннибал неожиданно понял, почему выбрал именно лошадиную голову, – он вспомнил вопрос, который она однажды задала ему.

Занося портнихе свёрток, он решил максимально сократить этот неловкий визит.

– Постарайтесь; она должна выглядеть, как благородная дама.

Матушка Трианни хрипло усмехнулась. Он вспомнил, как эта старая женщина с большим рвением последовала его совету начать курить трубку, чтобы не заразиться.