Читать книгу - "Безжалостное обольщение - Джейн Фэйзер"

— Всем занять места по боевому расписанию, — отдал Доминик приказ боцману, — зарядить ружья, выкатить орудия.

Казалось, он начисто забыл о Женевьеве, и она молила Бога, чтобы эта рассеянность продолжалась и дальше. Осторожно отойдя от капитана, она пробралась на самый дальний край мостика, откуда могла наблюдать за тем, что происходило на главной палубе. Если она будет вести себя очень тихо и незаметно, вероятно, ей удастся остаться наверху и увидеть, как сработает смелый план Делакруа.

Темные полотнища британских парусов, казалось, наполненные не ветром, а угрозой, неумолимо приближались, но и пиратские корабли неуклонно следовали вперед, пока вдруг, без всякого предупреждения строй их не рассыпался. В этот момент они были еще вне досягаемости английских пушек. Два корабля заложили лево руля, три — право, а два храбро устремились навстречу врагу.

Женевьева с восторженным интересом наблюдала за тем, как слаженно, словно единый организм, действует экипаж, выполняя четкие указания капитана. Но вот, когда стало ясно, что головной корабль британцев намерен сразиться именно с ними, Доминик взревел:

— Поворот через фордевинд!

И «Танцовщица», повергнув британцев в полное изумление, опасно накренилась на левый борт и… сделала резкий поворот.

Однако британцы быстро пришли в себя. Их корабль находился достаточно близко, чтобы Женевьева смогла прочесть название, выведенное на корме, — «Старательный». Как раз в этот момент прямо у нее над головой раздался чудовищный, оглушительный треск — это пролетел снаряд, разорвавшийся прямо у правого борта «Танцовщицы» и поднявший мощный фонтан брызг.

— Крепить паруса! — приказал Доминик; голос его звучал так же ровно и спокойно, как если бы корабль шел по Миссисипи. — Руль на борт!

"Танцовщица» снова заложила резкий вираж, корма высоко поднялась, вокруг носа вскипела белая пена. Снова раздался дикий треск, и на сей раз ядро упало в нескольких футах от того места, где притаилась Женевьева. Никто, казалось, не обратил на это внимания, а она с ужасом наблюдала, как из образовавшегося отверстия повалил дым и маленькие огненные ручейки побежали по деревянному настилу. Женевьева вспомнила о пожарном ведре под лестницей и, низко пригнувшись, побежала за ним. Чугунное ведро, наполненное морской водой, было неподъемно тяжелым, но Женевьева все-таки сумела опрокинуть его на лижущие деревянный настил языки пламени. Раздалось шипение, и остался лишь дым.

Услышав странный звук, Доминик обернулся и увидел, как Женевьева с ведром снова бежит к насосу на главной палубе. Он уже хотел приказать ей спуститься вниз, но передумал. Судя по тому, что она быстро сообразила, как потушить огонь, ей нетрудно будет о себе позаботиться, а ему сейчас лишняя пара рук не помешает.

Похоже, «Танцовщица» приняла бой на себя. А тем временем «Чайка», как и остальные корабли, была уже на свободе и на всех парусах неслась к Юкатанскому проливу. Если удастся сманеврировать так, чтобы в «Танцовщицу» больше не попали, она очень скоро догонит «Чайку». Доминик скомандовал, и корабль снова резко развернулся, причем на всех парусах. Вцепившись в поручень и буквально повиснув на нем, Женевьева с ужасом, завороженно смотрела в бездонную клубящуюся зеленую бездну, куда вот-вот готова была погрузиться «Танцовщица». Казалось, что на такой скорости фрегат неизбежно зароется носом в бурлящую воду и стрелой воткнется в морское дно.

Но легкий корабль безукоризненно повиновался рулю. Его капитан не ошибся, рассчитав, что «Танцовщица» устоит и снова заскользит, запляшет, как ей и положено, по водной поверхности, оставив в недоумении «Старательного», неуклюже пытающегося сменить курс и погнаться за ней.

— Еще пара часов — и можно будет убрать часть парусов, — чрезвычайно довольный, сказал Доминик, появляясь за спиной у Женевьевы.

— А что с другими? — спросила она. — Все случилось так быстро, что я не успела ничего понять.

— Нам противостоял только один корабль, стало быть, два других разделились и бросились в погоню за остальными нашими судами. Но британцы их не поймают. — И подозвал боцмана:

— Есть раненые, боцман?

— Ничего серьезного, месье. Осколками ядра легко задело несколько человек в кормовом отсеке.

— Повреждения?

— Только два попадания. Одно здесь… — боцман указал на дыру в полу юта, — и одно на корме. Ничего такого, что нельзя быстро залатать.

— Однако мог случиться пожар, — задумчиво оглядывая обгоревшие черные доски на палубе, сказал Доминик, — если бы не нашелся кое-кто, кто быстро соображает. — От его улыбки Женевьева зарделась: в конце концов, она здесь не так уж бесполезна. — Но это вовсе не значит, что тебе следовало оставаться на палубе, — добавил капитан.

— Но ты не отдавал мне приказа идти вниз. — напомнила Женевьева.

— А ты воспользовалась моей занятостью, — парировал Доминик, доставая из кармана носовой платок и слюнявя уголок. — Ты похожа на трубочиста. — Он стер пятна сажи с ее лица. — Платье тоже испачкано. Тебе придется просить Сайласа выстирать его.

— Но тогда я должна буду оставаться в постели, пока оно не высохнет, — запротестовала Женевьева. — Это несправедливо! В награду за мою борьбу с огнем…

— Нет? — Его брови вопросительно поднялись, взгляд стал дразнящим. — Я бы сказал, что это в большей степени зависит от того, что ты собираешься делать в постели. Или ты не рассчитывала на компанию?

— Я думала, ты будешь занят своими делами здесь. — В ее глазах мелькнула озорная искорка.

— Несколько часов здесь обойдутся и без меня. Почему бы тебе не отправиться прямо в каюту, не отдать платье Сайласу и не лечь в постель? Я присоединюсь к тебе через несколько минут.

— Да, месье, — сказала она, отдавая честь, как юнга. — Как прикажет месье.

Ухмыльнувшись, Женевьева быстро ретировалась. Сайлас отчитал ее за испачканное платье, словно она была школьницей и порвала свой воскресный наряд, лазая по деревьям. Было ясно, что ее подвиг с пожарным ведром не казался матросу достаточным основанием для надругательства над его портновским искусством.

До Пунта-Горда они добрались утром на четвертый день пути, и Доминик почти сразу сошел на берег. Женевьева умоляла взять ее с собой, но тщетно. Он не поддавался ни на лесть, ни на надутые губки, ни на вызывающую задиристость и терпеливо, не повышая голоса, как умел, когда было нужно, безоговорочно отвечал отказом на все ее просьбы. И это спокойствие бесило Женевьеву едва ли не больше, чем сам отказ, но продолжать докучать ему было так же бессмысленно, как биться головой о стену, поэтому пришлось смириться с тем, что она останется на корабле и ей придется лишь с тоской вглядываться в маленькую рыбацкую деревушку на берегу.

Место казалось абсолютно безобидным: домики, дремлющие под солнцем, перед ними возятся в пыли детишки, женщины с непокрытыми головами несут корзины, полные рыбы, на берегу — гибкие, загорелые рыбаки… Над деревней витал дух нищеты — полуразвалившиеся лачуги, судя по всему, единственный пыльный проселок, и нигде никаких следов присутствия испанских властей, которым скорее всего было наплевать на столь ничтожный «прыщик» на поверхности земли.