Читать книгу - "Беверли-Хиллз - Пат Бут"

Над банкетным залом царила одна громадная хрустальная люстра, ослепительно яркая, как сверхновая звезда. Ее малые подобия сияли по углам, и вся эта тяжкая масса света, почти ощутимая материально, обрушивалась с потолка на людской муравейник. Мимолетные разговоры вспыхивали и угасали, сливаясь в общий шум, похожий на гул океанского прилива на побережье Санта-Моники.

Стены «Сансет-отеля» едва выдерживали напор заполнившей его до отказа роскошно одетой толпы.

– Бог мой, Кристина! Зачем ты вытащила меня на это сборище? Какого черта Франсиско позволил этим свиньям превратить свой отель в хлев? И зачем было выставлять эти раззолоченные стулья? Свиньям безразлично, на что опускать свои жирные задницы.

Говоря это, Роберт Хартфорд доброжелательно улыбался, кивая направо и налево. Он жадно вдыхал изысканный аромат духов дочери, касался плечом ее плечика, скрытого черным атласом жакетика от Джорджо Армани.

Его мягкий тон и бархатный тембр голоса совсем не соответствовали смыслу произносимых им фраз. Кристина Хартфорд ко всему этому привыкла, но не поддаться его чарам не могла. Все-таки она была женщина.

– Пап, ну расслабься. На Каролин Киркегард стоит взглянуть, вот увидишь.

Роберт усмехнулся и вдруг потянул носом.

– Что за дурацкий запах? – спросил он с недоумением.

– Вначале полагается окуривать помещение, – объяснила Кристина.

– И чем это нас окуривают? Не дай бог, мы еще попадемся за наркотики.

– Ты шутишь, пап? Жгут кедровые веточки и шалфей, чтобы «очистить» комнату, убрать запечатленные здесь прежние звуки.

– Боже мой! А я столько всего наговорил! – воскликнул Роберт с притворным ужасом.

Кристина переплела его пальцы со своими. Контакт между дочерью и отцом был на удивление благотворным для обоих.

Наметанным глазом Роберт оценил женщину, которую сам и создал, точнее, участвовал в акте творения. Ему трудно было судить беспристрастно, однако он очень старался. Тело у нее было великолепное, и одевалась она со вкусом. Правда, излишне дорого, а потому без дерзости и полета фантазии. Это было следствием чересчур щедрого содержания, которое он ей определил. Деньги чаще всего порождают стандарт, их отсутствие вынуждает изобретать нечто самобытное. Такого за Кристиной, к сожалению, не наблюдалось. Его дочь – хорошенькая, но уж никак не красавица. И все же Роберт обожал ее. Для него Кристина олицетворяла разницу между любовью и сексом. Если б не она, Роберт никогда бы не пришел к пониманию, что это не одно и то же.

– Послушай, детка. В этом городе не может существовать двух женщин по имени Каролин Киркегард. Если это та самая особа, которую я выбросил из своего фильма пять лет назад, то я бы сказал, что она действует на нервы, как плохой виброфон.

Кристина не стала с ним спорить. Скоро отец увидит выступление великого медиума и забудет свою неприязнь.

– Я узнаю ее, когда увижу. Подобные личности не забываются.

Это была истинная правда. Роберт не мог совсем выбросить из головы Каролин Киркегард, и при воспоминании о ней его неизменно охватывала дрожь отвращения. Огромная мужеподобная туша, обладающая пугающей пробивной силой, она выделялась в безликой толпе эпизодников, подобранных специально, чтобы изображать его свиту.

Она, словно башня, возвышалась над всеми и в переносном, и в буквальном смысле, а в кафе затмевала всех остальных партнеров, отвлекая на себя внимание даже от главного героя, что само по себе было недопустимо.

Но от нее исходило еще и нечто другое. У Роберта она постоянно вызывала странные и казавшиеся ему самому постыдными эмоции. Но то, что она чем-то притягивала его к себе, отрицать было невозможно. Наблюдая за ней, он вспоминал о мотыльках, летящих на огонь и сгорающих в пламени, о неведомой силе, заставляющей скорпионов-самцов вступать в роковую связь с черными вдовами. Гипнотическое воздействие Каролин было сродни тому оцепенению, которое охватывает водителя в момент предшествующей неминуемой ужасной автокатастрофы или пассажира начинающего падать самолета.

Действовал Роберт решительно и не терял ни секунды.

Он пригласил в свой офис режиссера и продюсера и заявил им, что эту громадную самку не следует подпускать к воротам студии, а негативы кадров с ее участием должны быть уничтожены и пересняты заново. Он даже не попросил, как обычно, подсластить пилюлю и найти приемлемые объяснения для увольнения актрисы. Он именно хотел, чтобы она узнала, что ее вышвырнули вон по требованию самого Роберта Хартфорда.

Кристина усадила его на крошечный, обитый алой тканью диванчик, и сама устроилась рядом, прижимаясь и одаривая его животворным теплом юного девичьего тела. Он поежился, ощущая одновременно и удовольствие, и неудобство.

Взгляды бесконечной вереницы людей, проталкивающихся мимо, скользили по нему и его дочери, безуспешно пряча за опущенными ресницами жадное любопытство. Здесь собралось даже не золото, а еще более драгоценная платина Беверли-Хиллз. Если их кинуть в печь, сжечь, а потом вытащить расплавившиеся украшения, и мужчин средних лет с массивными браслетами, и их жен с колье и серьгами, и старлеток, щедро одариваемых за сексуальные услуги, то, охладив металл, можно заиметь с дюжину слитков, которым и цену-то трудно назвать.

Разумеется, тут же мелькали и людишки ниже по рангу. В компании киношной публики, состоящей из операторов, ассистентов и администраторов на побегушках, из кожи вон лезли, чтобы выделиться, несколько сценаристов, думающих, что они настоящие писатели и «творцы», а также актеры, считающие себя неоценимыми. Роберт охотно им помогал карабкаться наверх, пока они не достигали той ступени, откуда им было удобней лизать ему подошвы.

Еще, конечно, здесь присутствовали доктора, увеличивающие женские титьки, адвокаты, занимающиеся разводами, и дантисты – творцы белоснежных голливудских улыбок.

Роберт невольно погрузился в изучение всех этих лиц, довольный тем, что ни одно из них не было для него загадкой.

– Смотри! Начинается, – встрепенулась Кристина.

Люстра и светильники по углам зала начали меркнуть, а гул голосов стихать. Зажглись два узконаправленных прожектора, осветивших маленькую эстраду, а гремевшая до этого рок-музыка плавно перешла в едва слышную мелодию, от которой почему-то свербило в ушах.

Роберт, при всем своем скептицизме, не мог не поддаться всеобщему энтузиазму, охватившему толпу.

– Если б вы знали, что это за дрянь… – пробормотал он, жалея всех собравшихся в зале людей и людишек, но электрическое поле всеобщего восторга уже начало действовать и на него.