Читать книгу - "Волчья ягода - Ольга Егорова"

– Тогда точно сбудутся? – сощурившись, очень серьезно поинтересовался Федор.

– Точно, – так же серьезно подтвердила Майя. – Я проверяла.

– Вообще-то у меня всего одно желание. А если я не все свечки смогу сразу задуть? Если какая-нибудь одна останется? Тогда оно не сбудется, да?

– Все равно сбудется. Если очень-очень захотеть – сбудется обязательно.

– Я очень сильно хочу. Ужасно сильно.

– А какое у тебя желание? – поинтересовалась Майя, заметив, каким серьезным и озабоченным стало лицо мальчишки. Наверняка мечтает о велосипеде. Или о компьютере, если компьютера у него нет. А может быть, успел уже влюбиться в какую-нибудь девчонку и хочет, чтобы она обратила на него внимание… В семь лет человек уже вполне способен влюбиться. Сама она впервые влюбилась, например, когда ей было пять.

– Я хочу, чтобы мама вернулась, – тихо проговорил мальчишка, отводя взгляд.

Воцарившееся молчание казалось неловким.

Майя даже отругала себя мысленно за то, что спросила про желание. Ну кто же знал, что предел мечтаний этого ребенка – совсем не компьютер и велосипед?

– А где твоя мама? – робко поинтересовалась Майя, заранее зная, что Федор на ее вопросы отвечать не станет. – В командировке?

Так и оказалось – он окинул ее взрослым взглядом из-под нахмуренных бровей и не сказал в ответ ни слова. Только помотал головой в ответ, и сразу стало понятно, что все гораздо серьезнее и намного печальнее, чем простая командировка.

Они помолчали еще несколько секунд, глядя друг на друга.

– Ну ладно. Если ты спать не хочешь, давай иди умывайся, чисти зубы. А я пойду резать овощи для салата.

– А хотите посмотреть, как папа мою комнату украсил? – с деланным равнодушием поинтересовался Федор. Было совершенно очевидно: мальчишке ужасно хочется похвастаться.

Майя вздохнула. Вообще-то она сюда пришла не затем, чтобы развлекать ребенка работодателя. Ее дело – салат да котлеты, а для присмотра за ребенком гувернанток обычно нанимают. Поморщилась от собственных мыслей, поругав себя за излишний практицизм. Федор стоял напротив и смотрел на нее, хлопая темными, ужасно пушистыми ресницами. Ну разве можно такому чуду отказать?

– Очень хочу, – ответила она и поплелась вслед за радостно подпрыгивающим Федором, который вскоре распахнул дверь детской комнаты и застыл на пороге, пропуская ее вперед.

– Ух ты! – присвистнула Майя, разглядывая невероятное количество разноцветных шаров, которые гирляндами покрывали всю стену напротив кровати. Другая стена была сплошь усыпана какими-то цветными блестками и новогодней мишурой, и во всю ее длину красовалась надпись: «С днем рождения, Федор!» Даже на тюлевых занавесках висели приколотые швейными булавками, яркие и разноцветные фигурки сказочных персонажей, из которых самым колоритным был старина Карлсон, пожирающий варенье прямо из банки.

– Здорово? – с затаенным восторгом спросил Федор.

– Твой папа, наверное, очень сильно тебя любит? – вместо ответа поинтересовалась Майя.

Хотя на вопрос в принципе можно было и не отвечать. И так понятно, что папа, тот самый лохматый и дерзкий мужик, которого Майя за короткий период знакомства уже успела почти возненавидеть, очень любит своего сына.

И это, кстати, нормально. В этом нет ничего сверхъестественного. Отцы обычно любят своих сыновей. И далеко не в каждом случае отказываются от них еще до рождения, предпочитая абсолютную свободу тяготам брака и отцовства. Кто же виноват в том, что в ее жизни все сложилось по-другому?

«Не вешать нос, – приказала себе Майя, чувствуя, как в горле разрастается огромный комок. – Не хватало еще расплакаться сейчас, прямо перед этим мальчишкой… Да и вообще еще не все потеряно. Еще есть шанс… Один, самый последний, призрачный… Но все-таки он есть…»

– Любит, конечно. Он же мой папа! – немного удивленно согласился Федор.

Майя молча кивнула в ответ. Когда-нибудь и у ее сына будет точно такая же комната. Большая и просторная, собственная детская комната. И она непременно на каждый день рождения будет украшать ее воздушными шарами, и лепить на стены сверкающую, неуместную в середине весны новогоднюю мишуру, и на тюлевые занавески обязательно приколет швейными иголками вырезанные из детских журналов фигурки сказочных персонажей.

Ее ребенок будет расти счастливым.

– Ладно, я пойду на кухню. У меня там правда много дел. Ты не обижайся.

– Я не обижаюсь. Вас, кстати, как зовут? – деловито осведомился Федор.

– Меня зовут Майя.

– Майя? Это потому, что вы в мае родились, да?

Майя устало вздохнула и рассмеялась.

– Нет, не поэтому. Меня назвали в честь балерины. Есть такая знаменитая русская балерина – Майя Плисецкая. Моя мама обожала ее и хотела, чтобы я тоже стала балериной, когда вырасту.

– А вы стали балериной, когда выросли?

– Нет, не стала, как видишь.

– А кем стали? Поваром?

«Вообще никем не стала», – мысленно усмехнулась она, а вслух ответила:

– Я стала врачом. Детским врачом. Вернее, еще не стала… Я училась в медицинском институте, но пока его не окончила. Вот окончу, тогда и буду детским врачом…

– А я, когда вырасту, стану гонщиком.

– Гонщик – замечательная профессия, – похвалила Майя, выходя из комнаты. Федор поплелся следом.

По дороге под ногу Майе попался пластмассовый солдатик, и она чуть не упала. Федор, выявивший на полу причину едва не случившейся катастрофы, издал удивленно-радостный возглас и заспешил в зал, где на полу обнаружился замок Белоснежки.

Минут пятнадцать ушло на то, чтобы расставить по местам всех рассыпавшихся солдатиков-охранников. Помогая Федору, Майя исподтишка разглядывала его. Мальчишка оказался точной копией своего отца, только волосы были чуть светлее, а голубые глаза – ярче, и разрез имел более округлую форму. Взгляд – всегда серьезный, сосредоточенный, движения – деловитые и без суеты. Заметив небольшую стайку веснушек на носу у Федора, Майя попыталась вспомнить, имелись ли такие же веснушки на носу ее временного «босса».

Это слово ее рассмешило. Улыбку она сдержать не смогла, даже прыснула в кулак, но Федор, полностью поглощенный реконструкцией замка, этого не заметил, и объяснять ничего не пришлось.

Вернувшийся из магазина Арсений застал их вдвоем, сидящих на полу в зале и сосредоточенно расставляющих по местам многочисленных обитателей нешуточной пластиковой конструкции. Федор, заметив отца, застывшего в дверном проеме и с какой-то блаженной детской улыбкой на лице наблюдавшего за ходом восстановительных работ, тут же вскочил и сиганул на шею Арсению.

Майя поднялась, одернув юбку. Успела заметить взгляд Арсения, скользнувший по ее коленкам, и подумала с неприязнью: «Вот ведь – сына обнимает, а сам на мои ноги пялится, козел!»