Читать книгу - "Я - княгиня Ольга. Первая женщина на русском престоле - Наталья Павлищева"

Полюдье как объезд отдаленных славянских земель было известно задолго до появления варягов на Руси. Киевский князь выезжал в полюдье в ноябре и возвращался в апреле, его маршрут отстоял на двести – двести пятьдесят километров от внешних границ племенных союзов древлян, дреговичей, кривичей, северян и обходя землю радимичей.

Не нужно представлять себе полюдье как разгульный разъезд киевской дружины по весям и городам безо всякого разбора. Дань была строго тарифицирована, например «по черной куне от дыма», то есть по черной кунице от печной трубы, независимо от того, сколько человеку этой самой трубы греется. Что ж, у древних налоговиков не было в руках материалов переписи населения, поэтому приходилось верить местным князьям на слово и надеяться, что те не рискнут обманывать бога Перуна, перед которым клялись.

Описание полюдья киевских князей оставил нам византийский император Константин Багрянородный.

Император Константин перечислил земли, которые проходили русские князья на этом пути: древлян, дреговичей, кривичей, северцев… Это область между Днепром, Горынью и верховьями Южного Буга (земли древлян); от Припяти на север до водораздела с бассейном Немана и Двины, на востоке – от Днепра включительно (земли дреговичей); верховья Днепра, Двины и Волги (кривичи) и Средняя Десна, Посеймье, верховья Пела и Ворсклы – земли северян. Император точен – этот маршрут охватывает по кругу земли радимичей, которых покорил воевода князя Владимира Волчий Хвост только в 984 году, спустя 36 лет после написания его трактата.

Первыми в его перечне стоят древляне, вероятно, княжеское полюдье начиналось именно с них в ноябре. Собранная там дань могла отправляться сразу по Ужу в Днепр к Чернобылю и оттуда в Киев, чтобы не отягощать княжескую дружину. Дальше полюдье двигалось по часовой стрелке, проходя по внутренним границам племен. Выходит, что к становищам, в которых останавливалась княжеская дружина, дань поставлялась из внутренних районов местными князьями. Нарушение договоренности с Киевом могло привести к тому, что полюдье превратилось бы в поход против непокорных.

Полюдье полгода кормило киевскую дружину и ее прислугу, которой тоже было немало, ведь кто-то должен готовить еду и топить печи в домах, где ночуют дружинники, ковать их лошадей, печь для них хлеб, чинить их одежду и так далее… Но и вторую половину года, когда собранная дань сбывалась далеко от мест сбора, она должна была тоже кормить дружину с князем. Мало того, если представить себе, какое количество ладей требовалось для такого путешествия, то станет понятно, что в этом деле был поистине государственный подход.

Константин Багрянородный назвал ладьи, на которых прибывали русские в Константинополь, моноксилами, то есть однодревками. Таковыми их называли не потому, что были маленькими, а потому, что их киль делался из одного огромного дерева (10–15 метров длиной). Военные флотилии насчитывали до 2000 судов, количество торговых ладей неизвестно, но даже если принять их за 400–500, то и тогда постройка и оснащение их требовали усилий огромного числа людей. На один парус – ветрило – требовалось около 16 квадратных метров холстины. Это задача для двух ткачих на всю зиму (а если умножить на 500?). Добавим к этому выращивание льна и конопли, да еще и изготовление 2000 метров ужищ – корабельных канатов. Плюс цепи, якоря и тому подобное… Это только оснастка.

Причем большая часть ладей в Константинополе продавалась, их хорошо разбирали, зная качество изготовления. Почему продавали? В Византию русские суда везли большие тюки со скорой (пушниной), бочки с воском и медом, километры канатов и так далее. А обратно купцы загружали тонкие паволоки (шелка), золотые изделия, драгоценные камни…. Все это занимало гораздо меньше места, зачем же гнать лишние ладьи, их лучше было продать, тем более хорошо брали.

Поэтому ежегодно сотни судов изготовляли и оснащали заново. Получается, часть дани крестьяне-общинники отрабатывали именно таким трудом. Во всяком случае, поставлено дело было с государственным размахом и организовано достаточно четко.

У киевского князя полгода, с осени до весны, очень много дел, связанных со сбором дани и подготовкой ее к отправке на торги в дальние страны. Вторая половина года проходила в сопровождении товара по водным торговым путям, прежде всего по Днепру с его трудными порогами. И только летом князь имел возможность спокойно вздохнуть дома в Киеве.

Ольга оглянулась. На мгновение на ее лице отразилась растерянность, но только на мгновение. Тут же молодая княгиня буквально зашипела, сердито сдвинув брови:

– Ты зачем здесь?!

Любомир тряхнул светлыми волосами, упрямо набычился:

– Я по делу, княгиня. К князю приехал.

– Князь в полюдье и будет не скоро….

– Ничего, я подожду.

Как же она боролась с собой, как старалась сделать вид, что недовольна появлением парня, что сердита за самоволие, что не желает его видеть! Ольга шагнула ближе, почти зашептала:

– Уезжай, прошу тебя! Не доводи до греха! А глаза просили совсем другое:

– Останься!

Любомир послушал глаза. Не отрываясь от ее очей, пожал плечами:

– Не могу, княгиня, воевода осерчает. Очень нужно князя повидать.

От внимательного взгляда не укрылся бы выступивший на щеках Ольги румянец. Но внимательным был только взгляд Любомира, а тот видел лишь ее синие очи.

Первой опомнилась Ольга, она резко отвернулась, парень заметил, как княгиня с трудом проглотила комок в горле, прежде чем произнести чуть в сторону:

– Как знаешь….

Глядя вслед уходящей княгине, Любомир счастливо улыбался. Пусть говорит что угодно, пусть даже гонит, он уже понял для себя, что князя не любит и его не забыла… Саму Ольгу разрывали два чувства – радость оттого, что Любомир пренебрег опасностью, и досада, что она не может справиться с собой. По мере того как княгиня успокаивалась, второе чувство брало верх.

Шли дни, но то ли князя еще не было в Киеве, то ли зелье подсыпать не удалось, то ли оно не подействовало, – не приезжал Игорь в Вышгород. Ольга не смирилась, но заставляла себя об этом не думать. Жизнь текла своим чередом, а молодая княгиня пристрастилась к совсем мужскому занятию – охоте. Конечно, она не ходила на медведя или волка, да и кабанов с лосями не трогала, но шкуры двух лисиц уже висели в ложнице. Ольга больше наблюдала, ей нравился сам выезд, возможность пустить коня галопом, кричать во время гона….