Читать книгу - "Дорога домой - Айрис Джоансен"

Веснушки – это прикосновение солнца, которое она так любила. Она относилась к тому типу женщин, которым необходимо было прикосновение. Ей необходимо было оставить знак своей привязанности, пусть даже мимолетный, чтобы потом было о чем вспомнить… и улыбнуться. Господи, до чего его поразила улыбка Бет. Он вдруг поймал себя на том, что смотрел на Элизабет, как зазевавшийся мальчишка. Вот и сейчас он никак не мог себя заставить не думать о ней, не вспоминать ее слова, ее улыбку, ее жесты. Господи, да это какое-то наваждение! Ему пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать это видение и подавить в себе мгновенное желание выйти и прикоснуться рукой к ее улыбающимся губам.

Наверное, Марк любил касаться ее губ. И Джон вдруг почувствовал странный прилив ревности при мысли об этом. Марк гладил ее груди, перебирал волосы. Погружался в ее тело… Джон глубоко вздохнул, отгоняя от Себя эти мысли. Ему не следовало думать о Марке и Элизабет. Надо забыть об этом. Ему надо держать свои собственные чувства под контролем. Марк – частица ее прошлого. А сейчас она принадлежит ему. Она еще не знает об этом. Но вскоре узнает. Все нежное тепло, что исходит от нее, и мягкий юмор – все это будет принадлежать ему.

– Джон?

Ему не без труда удалось ослабить силу рук, сжимавших телефонную трубку. Собравшись с мыслями, он ответил на вопрос Гунера:

– И даже более того. Она особенная женщина, Гунер.

– Хорошо, – удовлетворение прозвучало в голосе его собеседника. – Счастлив за тебя. И когда ты привезешь ее сюда?

– Надеюсь, к завтрашней ночи буду на месте. Бардо выказывает все признаки нетерпения. Мне кажется, он собирается появиться внезапно, чтобы застать ее врасплох и заставить ответить на интересующие его вопросы. И если эта скотина обставит все в свойственном ему стиле, то он вынудит ее поехать с нами.

– А что, если ты ошибаешься? И он сможет уговорить ее пойти с ним на ферму?

– Не думаю, что у нас есть основания для беспокойства. Шеф Бардо уже высказал сомнения в целесообразности его действий и поставил под сомнение его подозрения. Теперь Бардо непременно захочет доказать, на что он способен. – В голосе Джона появились резкие нотки. – А если так, то считай, что мы имеем право забыть обо всех этих ненасильственных методах. Я не позволю Бардо даже прикоснуться к ней своими грязными лапами.

– Они сами вынуждают идти до конца. Ни один из нас и слова не скажет, если ты решишь изменить тактику.

– Я тоже начинаю терять терпение. Ставка слишком высока. – Взгляд Джона снова обратился к окнам дома. – Я дам тебе знать, если мы решимся запуститься на всю катушку.

– Иди сразу ва-банк. Мне не по душе эти игры в кошки-мышки так же, как и тебе.

– Ты так говоришь, словно нам это приходится делать впервые, – сухо заметил Джон. – Что-то я не помню такого случая, чтобы ты выбирал спокойную, размеренную жизнь.

– Она хороша только в прошлом, – медленно произнес Гунер. – И если память мне не изменяет, это именно ты спас мою замечательную голову от солдат Саид-Абубы, которым вздумалось отделить ее от моего не менее великолепного тела. – Он помолчал. – Будь осторожнее, Джон. И если собираешься переходить в наступление, не оставляй следов.

Джон не нуждался в предостережениях Гунера. Он никогда и никому не давал еще шанса сесть себе на хвост:

– Спасибо за советы, Гунер. Я не новичок и не дурак. Увидимся завтра. – Он положил трубку, завел мотор и выехал на дорогу.

Он отъехал совсем немного, прежде чем свернул в рощу, откуда мог видеть, что происходит в доме и возле него. Мотор пришлось заглушить и потушить огни. Джон откинулся на спинку сиденья. Ночь предстоит морозная. Холоднее, чем предыдущая, которую он провел на этом же месте, охраняя Элизабет и ее малыша. Подняв воротник куртки, он попытался сосредоточиться, чтобы не думать о холоде. Даже в машине при каждом выдохе перед ним появлялось облако пара.

Надо было обдумать следующий ход, если он ошибся насчет того, что задумал Бардо. Хорошо, что ему есть о чем подумать в эту бесконечно долгую ночь. Образ Элизабет, сидевшей у огня, помогал ему отвлечься от холода. Только один Господь Бог мог знать, насколько ему необходимо было отвлечься.