Читать книгу - "Десять месяцев (не)любви - Юлия Монакова"

Ну конечно же, он — больше просто некому. На студента явно не тянет, а весь старый преподавательский состав ей известен в лицо… Громов устроился через стол от Полины, и ей было прекрасно его видно.

Пару минут потаращившись на доцента исподтишка, Полина неохотно признала: он и в самом деле хорош, девчонки с четвёртого курса нисколько не преувеличивали. Пожалуй, его даже можно было назвать красавцем, если бы не выражение лица: оно было каким-то недовольным, даже брезгливым. Обложившись бумагами, которые он достал из чёрного кожаного портфеля, и вооружившись шариковой ручкой, словно шпагой, доцент остервенело накинулся на эту кучу макулатуры, перебирая и откладывая страницы с такой скоростью, что поднялся ветер.

Полину несколько смущало такое близкое соседство, но не бегать же от него — много чести… Подперев щёку рукой и заодно заслонившись ладонью от внешних помех, она снова попыталась вернуться к чтению, но теперь, как назло, у неё не получалось сосредоточиться на тексте. Глаза то и дело косили в сторону Громова.

Нет, всё-таки, он действительно симпатяга, рассеянно подумала она. Вот вам и устойчивый миф о лысых и пузатых доцентах, привет тебе, Ксения, а ещё писательница! Громов был худощавым, с красивым и чётким овалом лица, с густыми тёмными волосами… и даже лёгкая небритость ему шла, подчёркивая скулы. И одет он был, кстати, тоже очень стильно, даже элегантно, этакий “денди лондонский”*…

Ещё раз стрельнув взглядом в нового доцента, Полина вдруг чуть не задохнулась: Громов читал её дипломную работу! Она сразу узнала эту ярко-жёлтую папку-скоросшиватель… Чёрт, чёрт, рассеянный идиот Астаров всё, как обычно, перепутал: он не потерял папку, а просто, ничтоже сумняшеся, отдал её новому научному руководителю и сам же забыл об этом. А ведь она так боялась, что Громов прочтёт эти сырые наброски, которые теперь и самой ей казались наивным детским лепетом, далёким от того грандиозного замысла, которым она жила уже несколько месяцев!

Девушка почувствовала, как кровь прилила к щекам. Теперь она не отрывала взгляда от доцента, с жадностью следя за его мимикой и ревниво улавливая каждый оттенок в смене выражений его лица.

Читает… похоже, не слишком-то внимательно. Хотя нет — вот остановился, заглядывает на предыдущую страницу, перечитывает… И губы у него сложены в презрительную ухмылку, или ей это просто кажется со страху? И сам он весь какой-то презрительный, горький, как полынь-трава… Снова возвращается назад, опять перечитывает что-то и — о господи! — улыбается… Что он вычитал там смешного, интересно знать? Наверняка сморозила какую-нибудь глупость… Это, конечно, не трагедия — в конце концов, что такое черновик? Клочки и обрывки мыслей. Да, да, но смеяться там совершенно не над чем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Какая же это мука, кто бы знал — видеть, как читают твою дипломную работу!.. Не выдержав пытки, Полина торопливо собрала свои вещи и спаслась бегством.

___________________________

*Отсылка к строкам из поэмы А.С. Пушкина “Евгений Онегин”: “Острижен по последней моде, как dandy лондонский одет”.

Ни на какую кафедру на перемене Полина, конечно же, не пошла. А смысл? К совести Астарова взывать бесполезно — он, наверное, уже и не помнит, что передал Громову её работу, начнёт мямлить своё вечное “ммм”…

Однако её ждал сюрприз — перед окончанием последней лекции прямо в аудиторию Полине передали записку: доцент Громов лично вызывает студентку пятого курса Кострову на кафедру после занятий. Полина даже испугалась. Что ему понадобилось? Собирается отчитывать её за неудачную работу?..

— От кого записка? — шепнула любопытная Ксения, но Полина только отмахнулась. У неё тряслись все поджилки — кто бы мог подумать, что она такая трусиха, буквально падает в обморок перед встречей со своим потенциальным научным руководителем…

Остаток лекции прошёл для неё, как в тумане. Когда пятый курс счастливо исторгся из аудитории на свободу, Полина медленно, оттягивая неизбежный момент, доплелась до туалета и хорошенько умылась холодной водой, чтобы немного прийти в себя. Она даже во время сессии так не волновалась… Собиралась поначалу подкрасить хотя бы губы, чтобы не смущать петербургского доцента своим перепуганным бескровным лицом, но отказалась от этой мысли. Ещё и прихорашиваться ради него! А вот резинку с хвоста стянула — не для красоты (хотя, безусловно, густые волнистые волосы были одним из главных её украшений), а в качестве психологической защиты. Волосы были занавесом, отгораживающим её от внешнего мира с его презрительно ухмыляющимися доцентами.

Простой путь вверх по лестнице, с первого этажа на второй, занял у неё пятнадцать минут. На каждую ногу словно подвесили по пудовой гире, и Полина в отчаянии цеплялась за захватанные перила, чтобы не развернуться и не дать дёру.

Оказавшись перед знакомой до каждой трещинки и маленькой царапинки белой дверью, девушка вежливо постучала, а затем нерешительно потянула за дверную ручку.

— Марк Александрович! — секретарша, на зависть румяная и жизнерадостная, обратила внимание доцента на вошедшую робеющую Полину. — Это Кострова. Та самая, о которой вы спрашивали. С дипломной работой.

Брови Громова взметнулись, и он окинул Полину классическим педагогическим взглядом, в котором Полине почудилось примерно следующее: “Ох уж эти студенты, все такие одинаковые, так наскучили…” Затем он приподнялся ей навстречу, коротко кивнув, и пересел на соседний стул — подальше к стене, жестом приглашая Полину занять его прежнее место.

— Вы, госпожа Кострова, лично собирали материалы о фольклорных традициях Поволжья? — спросил он.

Ух!.. Какой у него, оказывается, голос. Самый красивый из всех мужских. Не визжащий фальцет, не раскатистый бас… Слушать и слушать бы!

— Не всё. Там у меня отмечено, — заговорила она торопливо, пряча смущение за подчёркнуто деловым тоном и продолжая стоять, переминаясь с ноги на ногу. — Большую часть я записывала у себя на острове, остальное взяла из местного литературного музея.

— У себя на острове? — переспросил Громов, снова многозначительно поиграв бровями. — Это где?

— Вверх по Волге есть остров Мирный — маленький, там всего две деревни, одна русская, другая татарская… обе старинные, основанные ещё в восемнадцатом веке.

Дальнейшей заинтересованности в острове Громов не проявил, и Полина захлопнула рот, стесняясь своей излишней горячности. Он кивком снова пригласил её присесть. Девушка опустилась на стул, чувствуя, как подрагивают колени.