Читать книгу - "Изумрудное лето - Ольга Крючкова"

Станислав в изнеможении присел на краешек кушетки, где, судя по всему, провёл бурную ночь.

Полуобнажённая прелестница в кружевных чулочках и таком же корсаже (панталончики данную живописную картинку отнюдь не украшали) изволила пробудиться ото сна. Она зевнула, прикрыв ладошкой прелестный ротик.

– Mon cher[13]! – воскликнула она на французский манер. – Ты уже собрался уходить?! А расплатиться?..

Станислав хмыкнул.

– Разумеется… Я не намеревался скрыться не расплатившись… – недовольно ответил он, пытаясь справиться с многочисленными пуговицами сорочки.

«Пташка вспорхнула» с кушетки.

– Давай помогу. Ох уж эти дворяне, застегнуться сами не могут…

Через пять минут Станислав был полностью одет. Пташка же по-прежнему расхаживала в чулочках и корсаже. Бывший гусар не без удовольствия окинул взором её задний экстерьер, и его мужское естество встрепенулось, готовое «встать под ружьё». Однако он сдержался…

– Сколько я тебе должен?.. – сдержанно спросил он.

Прелестница взмахнула густо накрашенными ресницами.

– Как и договаривались, mon cher, пять рублей.

Станислав усмехнулся.

– А не дороговато ли?

Прелестница пожала плечиками.

– Дешевле только в трактире, что на калужском тракте, – уверенно возразила та.

– Ладно… Уговор есть уговор, – Станислав вздохнул, достал из кармана сюртука портмоне, открыл его и с ужасом увидел его содержимое. Он тщился припомнить: куда же намедни он потратил двести рублей? Ведь в портмоне лежали только несколько купюр достоинством в пять рублей и одна в десять…

Станислав присвистнул, подумав, что сожительница, вдова-чиновница Аделаида, его попросту «убьёт» и не станет выслушивать очередную историю про встречу с бывшими сослуживцами.

Мужчина извлёк из портмоне пятирублёвую ассигнацию, приблизился вплотную к девице и сунул вознаграждение ей за корсаж.

– Премного благодарна, барин, – произнесла пташка и качнула своими пухлыми прелестями.

Увидев перед собой полную аппетитную грудь, Станислав поспешил покинуть номер.

Свежий майский ветерок несколько привёл его в чувство. Он нанял извозчика, погрузившись в дрожки[14]с некоторым чувством тревоги и вины, доселе ему неизвестными. Немного поразмыслив, Станислав решил, что его настроение прямо пропорционально количеству ассигнаций в его портмоне.

Дрожки остановились перед домом Аделаиды в центре города. Станислав расплатился с извозчиком и направился к парадной. Дверь отворил старый лакей Фёдор. Он придирчивым взором окинул помятого барина и недовольно крякнул. Впрочем, Станислав не обратил на это обстоятельство ни малейшего внимания.

– Что барыня?.. – поинтересовался мот и развратник.

– Сегодня утром изволили уехать-с… – ответил Фёдор.

– М-да… – удивился Станислав. – И куда же?

– В свой загородный дом, – пояснил лакей.

– А-а-а… – протянул Станислав. На душе стало легче. По крайне мере он не будет выслушивать извечных упрёков: «Ах, Станиславушка, ты меня совсем не любишь… Ах, неужели я так дурна собой, что ты предпочитаешь пропадать неизвестно где?!»

Удовлетворённый ответом, Станислав уже было собрался подняться на бельэтаж, когда появилась горничная с саквояжем в руке.

– Вот… – она поставила саквояж на пол перед Станиславом. – Я не нанималась, чай, таскать-то его… Я вам не носильщик.

Глаза Станислава округлились.

– Это что такое? Ты что себе позволяешь? – взвился он.

– А вы не меня не орите! – парировала горничная. – Чай не вы меня на службу нанимали, а Аделаида Михайловна. И только она одна может мне недовольство высказывать. А вы, сударь…

Станислав закатил глаза, подумав: «Во времена пошли! Какая-то горничная смеет мне выговаривать!»

– Что в саквояже? – примирительно поинтересовался он.

– Ваши вещи… Те, в которых вы к барыне в дом пришли. – Невозмутимо ответила горничная.

У Станислава глаза вообще чуть из орбит не вылезли.

– Что всё это значит? – возопил он.

На крики, доносившиеся из передней, появился садовник, вооружённый лопатой и истопник с кочергой. Они всем своим видом подчёркивали: нечего тебе здесь делать, любезный… Шёл бы ты подобру-поздорову … А то и по загривку схлопотать можно.

Кровь бросилась в голову Станислава.

– Мерзавцы! Холопы! Ишь чего удумали! – возопил он, пожалев, что нет при себе пистолета, а то бы всех до единого перестрелял. Да во время вспомнил, что давным-давно заложил оружие…

– А ты, барин, не кипятись, – весомо заметил истопник. – Ты не у себя в дому… Так, что не забывайся. А барыня видеть тебя боле не хочет. И нам она наказывала: коли будешь ругаться и драться, бить тебя нещадно и гнать из дому прочь. Так-то вот…

Станислава от гнева и негодования трясло мелкой дрожью. Но он, как бывший военный, быстро оценил расстановку сил. И она была, увы, не в его пользу. Он решил: побьют, как пить дать побьют… И придётся в ближайшем трактире синяки залечивать.

Делать нечего, Станислав поднял с пола саквояж, тот оказался подозрительно лёгким. Словом, Аделаида Михайловна выпроваживала своего возлюбленного ни с чем. В чём пришёл – с тем и ушёл.

– Ну, ладно…. Спасибо этому дому, пойду к другому… – прошипел повеса.

…Станислав стоял на улице и думал: что же делать дальше? По всему выходило: надобно возвращаться в свой дом.

Он наскрёб в карманах мелочи, дабы расплатиться с извозчиком и в крайнем раздражении плюхнулся в дрожки. По дороге его одолевали тягостные мысли: «А ну всё к чёртовой матери… Застрелюсь… Надоела никчёмная жизнь…»

Родовое гнездо встретило Станислава запущенным садом и разбухшей входной дверью. Он с трудом открыл дверь. Увы, на пороге жилища повесу никто не встретил, ибо вся прислуга давно разбежалась – жалование ей не платили.

Станислав недовольным взором оглядел переднюю и лестницу, ведущую на бельэтаж. Желание свести счёты с жизнью охватило его ещё сильнее. Он отбросил саквояж в сторону и отправился по скрипучим разбухшим ступенькам на второй этаж и остановился около кабинета отца.

Станислав попытался открыть дверь, но она того явно не желала.

– Всё против меня! – возопил он и со всей силы правым плечом налёг на дверь. Та слегка поддалась.

Станислав ещё поднатужился и, наконец, дверь со скрипом отворилась. Кабинет отца предстал перед наследником в ужасном состоянии. Кругом царили полумрак, пыль и запустение.