Читать книгу - "Улица Иисуса - Самид Агаев"

Утром Ума принесла ей завтрак – рисовую лепешку, масло, творог, и чай.

– По твоей милости я не спала всю ночь, – заявила ей Лада.

– Простите, больше этого не повторится.

– Мне нужно выйти во двор, – потребовала Лада.

– Это запрещено, – возразила Ума.

– В лицо мне смотри, – потребовала пленница, она знала, что человеку легче отказывать, когда не видишь его глаза. – Мне нужно на свежий воздух, я здесь уже задыхаюсь?

– Я могу открыть окно.

– Я сама могу открыть окно, мне этого мало.

– Прогулки, только по разрешению раджи.

– Тогда иди к черту, и еду забери. Я объявляю голодовку, поняла?

– Поняла, – кротко ответила Ума.

Она вышла из комнаты. Было слышно, как она переговаривается с охранником. Потом дверь открылась, и она сказала:

– Выходите. Мне удалось уговорить охранника выпустить вас под свою ответственность. Так что, если раджа меня уволит, это будет на вашей совести.

– Как мне это нравится, – сказала Лада, – тюремщик узнику толкует о совести.

Оказавшись во дворе, Лада глубоко с наслаждением вздохнула. Дождь, который шел всю ночь, закончился, и в воздухе теперь была разлита свежесть. С листьев фруктовых деревьев, растущих во дворе падали капли. Тут и там под ногами лежали длинные дождевые черви, от избытка воды в почве вылезшие на поверхность. Лада огляделась. Дом был старый, заброшенный, с большим участком земли, с высоким каменным забором. Видимо его открыли и наспех привели в порядок специально для того, чтобы содержать ее здесь. Как дом всякого вельможи он был расположен на холме, на естественной земляной террасе. Позади дома за забором холм круто забирал вверх. Большой двор внизу заканчивался забором, вдали были видны клеточки рисовых полей, на которых копошились люди, отсюда похожие на муравьев. Со всех сторон к заброшенному поместью подступали джунгли. В одном месте в лесу виднелась проплешина, возможно, там была дорога.

– Вернемся, госпожа, – стала торопить Ума, – хорошего понемножку.

– До чего же я дожила, – усмехнулась Лада, – уже глоток свежего воздуха для меня что-то хорошее. Меня, можно сказать, царицу Азербайджана, выводят во двор под конвоем.

– Кого, вы кто, – удивилась Ума, – царица!?

– А ты как думала? Что твой поганый раджа осчастливил меня? Это я его спасла от смерти. Потому что никто из его родственников не согласился заплатить за него выкуп.

Заинтересованная Ума, тем не менее, торопила, прося вернуться. И Лада подчинилась, она бросила напоследок взгляд на округу, и встрепенулась. Ей показалось, что она видит всадника в том месте, где в лесу была прогалина. Он показался, но тут же исчез, оставив сомнение в реальности происходящего. Вновь стал накрапывать дождь.

Охранник склонил голову, когда она проходила мимо. Выражение его лица было доброжелательным. Сторожей, как выяснилось, было двое. Одного, щербатого звали Селим. Второй именовался Чопра. Кажется, они все тут ей симпатизировали. Но как это использовать. Против своего хозяина они не пойдут.

Ладой вдруг овладела апатия, и она потеряла интерес к действительности. Весь этот день она пролежала, разглядывая потолок. Так было и на следующий день, и на второй, и на третий. Даже когда Ума предложила ей прогулку Лада отказалась.

– Что это с вами, – поинтересовалась женщина, – то сами просились, а теперь отказываетесь. Не захворали случайно, а то я порошков принесу.

Лада не удостоила ее ответом.

Так прошло несколько дней. Ума приносила ей еду, пыталась завязать с ней разговор, но пленница не отвечала. Однако так долго не могло продолжаться. Лада обладала слишком деятельным характером, чтобы провести в этом доме остаток жизни.

На обед Ума принесла тушеные овощи, рис и острый соус карри.

– А кроме риса ты что-нибудь готовить умеешь, – спросила Лада?

– Могу приготовить жареные бананы, – предложила Ума.

– Бананы сама ешь, тем более жареные. Я хочу рыбу.

– Я передам.

– Кому? – поинтересовалась Лада.

– Тому, кто привозит продукты.

– Там в лесу, кажется, дорога. Верно?

– Верно. Но сюда никто не приедет. Не тешьте себя напрасной надеждой.

– Если я не буду себя тешить надеждой, тогда мне останется только лечь и умереть.

– Бог с вами, – замахала руками Ума, – вы так молоды, вам еще жить и жить.

– Тогда держи язык за зубами, и оставь свои советы при себе. Можешь идти.

– А вы, действительно царица?

– Можно, так сказать, правда, счастье мое было недолгим.

– Госпожа, – умоляюще сказала Ума, – расскажите.

– С какой стати я должна тебе развлекать.

– Простите, конечно, я не подумала.

Ума пошла к выходу. Когда дверь за ней закрылась, Лада пододвинула лежанку к окну и забралась на нее. Вытащила кинжал, подаренный ней некогда командиром личной гвардии Узбека, а ныне главарем морских разбойников Хасаном, и стала ковырять основание решетки. Несколько кусочков штукатурки упали на пол. Лада подобрала их и спрятала. Затем вернула лежанку на место.

Вечером, принеся ужин, Ума сказала:

– Может быть, госпожа рани хочет выйти, подышать свежим воздухом?

– С удовольствием, – Лада, отодвинув плошку с рисом, направилась к выходу.

– А ужин как же?

– Я не голодна. После поем.

– Ну что же.

Ума накрыла еду полотенцем и вышла вслед за Ладой. Когда они проходили мимо охранника, тот вполголоса сказал:

– Ох, женщина, накличешь ты беду на наши головы.

Ума отмахнулась.

Лада вышла на террасу, выступающую над двором. С наслаждением вдохнула воздух полной грудью. Дождь ненадолго перестал, и немного просветлело, но серые облака по-прежнему теснили небосвод. Надо полями клубился туман. Лада смотрела на то место, где ей почудился всадник. Но там никого не было, теперь она могла разглядеть, как спускается дорога к дому. Она спросила об этом служанку, и та подтвердила ее догадку.

– Ну, и чего ты от меня ждешь, – спросила Лада, не оборачиваясь, – не зря же ты меня вывела на прогулку?

– Госпожа, я сгораю от любопытства, – ответила Ума, – я знаю, что господин раджа привез вас из дальних странствий. Но то, что вы были царицей, я не знала. Умоляю, расскажите.

Лада вздохнула.

– Это очень долгая история. Если я начну рассказывать, то до утра не закончу. Как сказал поэт: «Свои богатства я по пальцам перечесть могу, абедствия начну считать, до гроба не окончу счет»^[30].