Читать книгу - "Мой вечный странник - Елена Свиридова"

— Он жив! Жив! — в отчаянии закричала Лариса.

— Постарайтесь взять себя в руки, — сказал Амбросимов, снова превратившись в следователя Стручкова и помогая ей подняться с пола. — Ваш муж убит, убит, убит…

— Нет! Неправда! — закричала Лариса в отчаянии, но голос почему-то не слушался, словно не мог пробиться сквозь толщу воды.

— Это правда. — Следователь Сверчков, или Стручков, осторожно придерживая ее за руки, усадил в кресло. — Ваш муж убит, а я расследую это убийство. Это вы убили его своей изменой. Вы не любили его, и он умер от горя. Он убит, убит горем, убит вашей изменой… И вас будут судить за убийство…

— Нет, только не ты, мерзкий стручок, проклятый сверчок!

— Ну зачем же так грубо, — пропищал кто-то в углу. — Ты сама виновата, ты все перепутала! Разве я могу сам себя показывать тебе на картинке?

— Кто ты? Скажи мне, наконец, — взмолилась Лариса.

— Да вот он я, — усмехнулся следователь Стручков, выползая на четвереньках из-под занавески.

Лариса поглядела на него, но в тот же миг все вокруг окутал клубящийся густой туман, в котором Стручков, прямо на глазах превратившись в огромного сверчка, исчез, а в воздухе, на том месте, где только что он находился, снова появился светящийся круг. В этом светящемся круге возникло вдруг лицо Артема — живое, смеющееся, он что-то говорил, казалось, что он зовет ее. Но вот оно начало блекнуть, голос стал почти неслышен. Лариса протянула руки, попыталась удержать его, но он все отдалялся от нее, уходя в неведомое небытие.

Теперь у Ларисы осталось только одно желание — немедленно умереть и оказаться рядом с Артемом, в том мире, куда его забрали у нее. В безумном порыве она вскочила и бросилась к окну… Что было дальше, она уже не понимала, не видела, не слышала и не чувствовала…

На четвертый день после трагического происшествия в аэропорту Шереметьево-2 к воротам одного из старых московских кладбищ подъехал похоронный кортеж, сопровождаемый несколькими милицейскими машинами. Дежурившие у въезда охранники проверили у прибывших документы, раскрыли ворота и пропустили их на территорию. Автобус медленно тронулся по асфальтированной аллее, следом за ним направилось еще несколько машин со спецсигналами, но вскоре они остановились на внутренней площади, из них вышли люди в черных костюмах, в основном мужчины, и направились дальше пешком вслед за автобусом.

У въезда на кладбище появились солдаты с автоматами, у ограды — милицейские патрули. Их осаждала всевозможная пресса, пытаясь прорваться внутрь, но туда никого не пропускали. Разъяренные телевизионщики и газетчики подняли шум, требовали немедленно вызвать организаторов похорон и представителей властей. В конце концов, после напряженных переговоров, их стали пропускать небольшими группами внутрь, но производить съемки разрешили только с определенного расстояния, не приближаясь непосредственно к могиле.

Над кладбищем светило осеннее солнце, его косые лучи падали на пожелтевшую листву деревьев, отражались в граните памятников и надгробий. Автобус остановился на некотором расстоянии от оцепленной охранниками территории. Несколько мужчин вытащили из автобуса закрытый гроб, погрузили на тележку и покатили к свежевырытой могиле. За ними следом двинулось еще несколько человек — правительственные чиновники, известные банкиры, депутаты Государственной думы, сопровождаемые личными телохранителями, следователь по особо важным делам Сверчков в окружении своих помощников.

Валерий Ермолаев, молчаливый и печальный, держал под руку заплаканную Вику. Чуть в стороне толпились почти все члены съемочной группы, включая Константина Астахова, институтские подруги Ларисы. Не было здесь только самой Ларисы Сосновской.

Амбросимов, строгий и элегантный, бросил презрительный взгляд на Костю Астахова, потом подошел к Валерию и тихо спросил:

— Как Лариса Александровна?

— Плохо, Захар Эдуардович, — ответил Валерий.

— Да, не ожидал, что все именно так обернется, — вздохнул Амбросимов. — А какие прогнозы насчет ее состояния?

— Трудно сказать. Вы лучше поговорите с врачом, — ответил Валерий уклончиво.

— Конечно, так я и сделаю. Это очень важно. Я рассчитывал, что мы возобновим съемки фильма через несколько дней. Я беседовал с Ларисой, она тоже не возражала.

— И ей стало плохо именно после вашей беседы! — возмущенно воскликнула Вика.

— Не надо, милая, — прошептал Валерий, сжимая ее руку, и снова обратился к Амбросимову: — Боюсь, о съемках пока не может быть и речи, во всяком случае, в ближайшее время.

— Очень жаль, — произнес Амбросимов, оставив без внимания выпад Вики. — Кто бы мог подумать, что все так закончится.

— Ничего еще не закончилось! — снова вмешалась Вика.

— Что вы имеете в виду? — Амбросимов поглядел на нее с еле уловимой усмешкой.

— То, что все только начинается. Все закончится, когда найдут убийцу.

— К сожалению, даже если его найдут, в чем я совсем не уверен, Артема это нам не вернет, — произнес Амбросимов без всякой усмешки с искренней горечью в голосе. — Валерий, я хотел бы переговорить с вами как с продюсером о финансовой стороне фильма.

— Пока я еще не продюсер, а только консультант, но я к вашим услугам.

— Давайте встретимся завтра. Я не хочу надолго откладывать наш разговор, это очень важно.

— Что ж, давайте завтра.

Заиграла траурная музыка. Все замерли в ожидании. Потом один из чиновников произнес краткую дежурную речь перед закрытым гробом, заваленным свежими цветами. Снова заиграла музыка, сквозь звуки ее прорывались рыдания женщин, гроб стали медленно опускать в могилу. Когда все было закончено, скорбная толпа неторопливо двинулась к воротам. Ее стали осаждать журналисты, сумевшие пробиться поближе. Один молоденький корреспондент пытался брать интервью прямо на ходу, подбегая к каждой из известных личностей и направляя на нее телекамеру.

— Почему не было никакой гражданской панихиды? — спрашивал он у одного.

— Почему не открыли гроб? — задавал он вопрос другому.

Его отгоняли охранники, он возмущался, кричал:

— В нашей стране царит беззаконие! Свобода слова, свобода печати — только ложь и обман!

К Валерию Ермолаеву подбежала высокая худая журналистка с диктофоном.

— Правда ли, что Артем Сосновский собирался баллотироваться в мэры Москвы?

— Мне ничего об этом не известно, — сухо ответил он.

— Почему на похоронах не присутствует его жена? — спросила другая журналистка, молодая, энергичная, с небольшой видеокамерой в руках.

— Она нездорова и не может присутствовать.

— А чем она больна? — не унималась журналистка.

Рядом с Валерием появилась Вика и, глядя прямо в объектив камеры, громко спросила:

— А у вас часто на глазах убивали мужей? И вы, наверное, после этого чувствовали себя прекрасно?