Читать книгу - "Блестящая партия - Вирджиния Хенли"

Когда Джон взял в руки письмо с гербом Гордонов, сердце у него екнуло.

Джорджина.

Он разорвал конверт и ощутил легкое разочарование, увидев подпись.

«Ваша светлость!

С тяжелым сердцем должна просить вашей жалости и защиты ради моей дочери. Храня молчание по поводу помолвки вашего брата Френсиса с леди Джорджиной, вы позволяете свету чернить ее. Вы должны быть уверены, как уверена я, что намерения герцога Бедфорда касательно моей дочери были чисты и благородны. Ваше молчание, которое расценивается светом как отрицание, усиливает глубокую грусть той, что уже обречена терпеть вечное несчастье.

Джейн, герцогиня Гордон».

— Ад и преисподняя!

Джон смял письмо в кулаке. «Я думал о Джорджине каждый день со времени смерти Френсисами еще каждый день в течение многих месяцев до того, если говорить честно». Его терзала мысль о ее смехе, который должен был смолкнуть под бременем горя.

Джон прекрасно знал о спорах по поводу матримониальных планов брата и считал, что друзья Френсиса и герцогини Гордон проявляют крайне дурной вкус, заведя публичные споры об этом так быстро после смерти герцога.

Но он хранил молчание не только по этой причине. Мысль о том, что Джорджина была помолвлена с Френсисом, ужасает. Хотя Джон и любил брата, он не был слеп и видел его пороки.

Джон упорно цеплялся за предсмертные слова брата о Джорджине: «Жаль, что я не просил ее стать моей женой».

Джон не знал, что отвечать герцогине, поэтому отложил ее послание в сторону и взялся за письмо от своего друга Генри. Открыв его, он нашел листок с карикатурой, к которому прилагалась коротенькая записка.

«Джон!

Эта непристойная карикатура, которая ходила по рукам после бала-маскарада в Кимболтоне, снова появилась».

— Черт бы побрал этих сплетников!

Джон прошел по комнате, бросил карикатуру в камин и крепко задумался.

— Мистер Берк, я немедленно еду в Лондон.

Когда Джон прибыл в издательство в сопровождении своего поверенного, то ничуть не пытался скрыть от владельца свою холодную черную ярость.

— Пока брат был жив, он мог играть с прессой на равных. Но я не позволю вам использовать его смерть, чтобы заработать деньги на издании и продаже этой или любой иной непристойной карикатуры. Вы разошлете курьеров по всем вашим уличным торговцам и прикажете им вернуть все до единого отпечатанные листки, а потом сожжете. Если сегодня к шести часам они все еще будут в продаже, я не только подам на вас в суд за клевету, я куплю это здание и выгоню вас из вашего бизнеса. Если, — продолжал он, — вы, с другой стороны, старательно выполните мои требования, я компенсирую все убытки. Мне нужно клятвенное заверение, что вы немедленно прекратите издание этих карикатур. Мой поверенный подготовил необходимый документ, вам остается только поставить на нем подпись.

Вернувшись на Расселл-сквер, Джон принялся ходить по дому точно тигр. Сегодняшний шаг был сделан ради защиты Джорджины. Ему до невозможности хотелось ее увидеть, но мысль о том, чтобы отправиться на Пэлл-Мэлл и разговаривать с ней в присутствии герцогини Гордон, отвращала его. «Я пошлю записку Чарлзу Ленноксу и попрошу его устроить так, чтобы его свояченица уехала в Файф-Хаус, и тогда мы с Джорджиной сможем поговорить наедине».

* * *

— Господи, Шарлотта, уже почти семь часов. Он будет здесь с минуты на минуту. Как ты думаешь, я могу остаться в этом сером платье или черное совершенно обязательно?

— Никогда не видела тебя в такой нерешительности, Джорджи. Может, тебе и стоило бы надеть черное. Джон сейчас в двойном трауре — по жене и по брату, он обоих нежно любил.

Несмотря на попытки Шарлотты уберечь ее, Джорджина видела карикатуру и понимала, что все о ней шепчутся.

— Ты не должна говорить ничего оскорбительного, — предупредила ее сестра.

Сердце Джорджины гулко билось. «Шарлотта неглупа и давно поняла, что меня безнадежно влечет к Джону, — задолго до того как он овдовел».

— Джон, должно быть, зол из-за того, что его брат стал предметом такого количества сплетен и домыслов.

Шарлотта подала Джорджине черное платье и повесила серое в гардероб.

— Я поощряла ухаживания Френсиса Расселла, и это было с моей стороны проявлением крайней беспечности, особенно потому, что этот человек вызывал во мне отвращение. Теперь обо мне говорит весь Лондон.

Джорджина прикусила губу, чтобы не дрожала.

— Только не показывай Джону, что ты презирала Френсиса. Это ранит его до глубины души. Обещаешь не говорить дурно о покойном?

— Ты же знаешь, что я никогда не причиню боли Джону. Заверяю тебя, что не сделаю ничего неуместного или неприличного.

— Я слышу, едет карета. Джон попросил Чарлза сопроводить его, когда узнал, что ты находишься вместе со мной в Ричмонде-на-Темзе. Я пойду встречу его, а ты не слишком медли.

* * *

Джон смотрел, как Джорджина спускается по лестнице. Ее смиренный вид потряс его. В черном платье она казалась бледной как привидение и выглядела такой маленькой и беззащитной, что у него сердце разрывалось.

— Я так сожалею о вашей утрате, — тихо пробормотала она.

Джон с трудом совладал с желанием обнять ее и утешить. Он посмотрел на Шарлотту, потом на Чарлза, и воцарилось неловкое молчание.

Джорджина почувствовала, что Джон хочет поговорить с ней наедине.

— Не можете ли вы пройтись со мной… мы могли бы прогуляться по берегу реки.

— Конечно.

Шарлотта закутала сестру в черный бархатный плащ, и они вышли. Смеркалось; они держали путь вдоль реки.

— Мне очень жаль, что сплетни и домыслы усугубили ваше горе, леди Джорджина, — сказал Джон.

Она подняла на него умоляющий взгляд:

— Прошу вас, для меня слишком мучительно говорить об этом.

— Тогда поговорим о других вещах.

Дрожь облегчения пробежала по ее телу.

— Вы озябли!

Он остановился и взял ее за руки.

— Нет… да. Все эти дни я никак не могу согреться. Наверное, я ощущаю холод сильнее, чем другие. Я всем сердцем люблю Шотландию, но зимы в горах для меня невыносимы.

Джон снял с себя плащ и закутал ее.

— Вам понравилось бы в Девоне. Там круглый год тепло, долины покрыты пышными цветами, порхают бабочки, певчие птицы.

— Это похоже на рай, — сказала она с тоской.

— Я получил письмо от вашей матушки.

Джорджина удивленно взглянула на него.

«Как я могу сказать ей, что ее мать все портит еще больше, продолжая настаивать на том, что они с Френсисом были помолвлены?» И Джон решил сказать это самой герцогине Гордон.