Читать книгу - "Заслони меня собой - Мария Устинова"

первобытном уровне. У меня отца не было, но такие признания пугают. Родители — самое близкое, что есть у человека, самое главное. Я бы… Я бы никогда не смогла, какими бы ни были отношения…

— За что? — пролепетала я.

— За то, что не освободил дорогу, — пожал Ярцев плечами. — Мне он не нравился, обидел мать. И когда окончательно мне надоел, я приехал, выследил его и придушил.

Яр взглянул на меня и кривовато улыбнулся. Глядя в эти невинные глаза, мне нечего было ответить.

Я сглотнула, пытаясь прийти в себя от шока, и отвернулась к окну. Ярцев посчитал разговор оконченным и оставшийся путь мы проделали молча.

Убил отца… Это в голове не укладывалось.

У Яра свои понятия о семье. По сыну скорбел тихо, отца задушил, по рассказам Натальи что-то с бывшей у него неладно было.

А ко мне у него какие чувства?

Я уверена, что у него что-то есть в сердце? Что оно вообще живое? Или для таких, как он это нормально?

Яр затормозил во дворе.

— Иди домой, — он наклонился, собираясь меня поцеловать. — Скоро буду.

Я тоже перегнулась через рычаг и легко прикоснулась к губам Яра. От кожи еще пахло персиком и пачули. Аромат мгновенно вызвал воспоминания о прошлой ночи: о сладком сексе в постели, о пикантном — в душе. Оба были разными, оба мне нравились, пусть это отличается от всего, что я делала с мужчинами прежде.

Как хотелось прильнуть к нему… Никуда не отпускать, а запустить пальцы в волосы и шепотом уговорить никуда не ездить, а со мной подняться домой. Увести его в постель. Наверное, у меня бы даже получилось, будь у меня больше смелости или природной женской раскованности.

Я шестым чувством улавливала, что смогла бы увлечь его за собой куда угодно.

Но я отпустила его, как поступила бы обычная женщина, прощаясь с любимым. Провела ладонью по щеке, улыбнулась, еще ощущая его губы на своих — хотя бы мысленно, и выбралась из машины.

Яр проследил, чтобы я вошла в подъезд. Он дал мне запасные ключи, но уже был в каких-то своих мыслях.

В квартиру я подниматься не стала. Улыбнулась консьержу, подождала несколько минут — чтобы «ягуар» скрылся из виду, и вышла обратно на сонную летнюю улицу. Скоро тополя начнут сыпать пухом, а пока хорошо.

Я глубоко вздохнула и пошла к автобусной остановке. Близость дороги привела в чувство — движение всегда меня отрезвляло. С обочины удушающе несло выхлопами, но я смогла поймать свободное такси, которое по счастью, оказалось весьма бюджетным, и продиктовала адрес.

Я ехала не за Яром. У меня было другое дело.

И разговор об Амине о нем напомнил. Я сама пила катализатор и не стала ни зверем, ни трупом. Я потомок оборотня, не получившая формы, и мы уже решили, что это мой папаша отличился … Но вопросы еще оставались и немало.

Я хотела задать их маме. И ответы я хочу знать прежде, чем увижу Яра в следующий раз.

С мамой я хотела поговорить, как с женщиной.

Она с таким мужчиной встречалась, забеременела и по какой-то причине осталась одна. Меньше всего мне хотелось повторить ее судьбу. Наоборот, от такой же истории я бы бежала, как от огня. Забеременеть не пойми от кого, остаться одной — в моей ситуации хуже участи не придумаешь. Хотя… Он бы все равно не прижился. Вряд ли. Очень вряд ли. Но и на место мамы я не хочу. Когда она забеременела мной, у нее была семья, хотя бы родители — мои бабушка и дедушка. У меня никого. Я не имею права на беспечность.

После стольких выкидышей мне такое счастье не светило, но дело не только ведь в этом. Не только.

Я хочу знать — это у них со всеми женщинами, черт возьми, или так случайно вышло? Почему они с мамой разошлись?

И чего мне ждать после нашего бурного романа? Резкого охлаждения или продолжения любви?

Я хотела второго.

Но ведь Яр не просто так столько времени живет один.

Глава 48

Увидев меня снова, мама испугалась.

Я была готова к этому. Сколько бы тебе ни было лет, а хочется, чтобы мама была тебе рада. Но я навсегда останусь «принесенным в подоле» нежеланным ребенком. Ошибкой молодости, о которой лучше бы забыть.

— Я поговорить, — пояснила я. — После этого сразу уйду, обещаю.

— Что ты, дочка… — пробормотала она, шире распахивая дверь. Она всегда так делает. Я только сейчас поняла, что стоит ее поймать на нелюбви, она сразу же пыталась доказать обратное. Но нелюбовь, как и любовь не спрятать.

— Не надо, мам, — попросила я. Наигранное радушие резало сердце хуже откровенной неприязни. — Чем скорее ты все расскажешь, тем скорее уйду… Даже заходить не буду. Пойдем, посидим на улице.

Она согласилась, подумав.

Лицо без маски «любящей мамы» сразу расслабилось и стало простым. Во дворе мы расположились на скамейке под шикарной ивой. Две женщины не связанные родственными узами, мать и дочь только на бумаге, которую и ту давно потеряли. Соседка, старшая родственница, кто угодно, но не мама… Странно, но это перестало причинять боль.

Кажется, и ей тоже. Неизвестно, что жрет быстрее — страдания брошенного ребенка, или маета бросившей матери. Это всем отравляет жизнь. Нормальным людям, я имею в виду.

Мама достала пачку сигарет и предложила мне.

— Не курю.

Она вытянула тонкую сигарету с золотистым фильтром и раскурила. Никакой натянутости или напряжения. Мама играла пачкой в руке и смотрела под ноги на муравьев, снующих в пыли.

— Что ты хотела узнать? — лицо стало серьезным и слишком взрослым. То выражение лица, которое безошибочно указывает, что человеку пришлось хлебнуть в жизни.

— Кто он на самом деле. Отец, — пояснила я, хотя, думаю, она и так меня поняла.

— Я рассказывала, — она тепло улыбнулась. Мне совсем не нравилось, что мама снова нацепила свою защитную маску и играет в дочки-матери.

Мне это так надоело, что я спросила прямо:

— Мам, за что ты меня так не любишь?

Она растерялась и испугалась, словно ее раскрыли. Можно подумать, я никогда этого не улавливала. Нет, я всегда чувствовала это, мама. Хуже только пощечина и то не всегда.

Мамина рука задрожала, она горячо и жадно затянулась. Успокаивала нервы, как будто сигарета поможет. В больных глазах появились слезы.

И тут меня кольнула догадка. Чтобы невзлюбить собственного ребенка, причина должна быть серьезной…

— Я ошиблась, — резко сказала она. — Ошиблась